— Все туда, — кивнул Адриан. — Очередь часа на два. Хорошо, что нам не надо ждать — у меня есть пропуска.
Они шли не спеша, но всё равно гораздо быстрее, чем поток людей, заполняющий широкий тротуар почти до самого края. С левой стороны над ними нависала высокая крепостная стена города-государства, а с правой навстречу им двигался поток машин и скутеров. Многие из проезжающих махали туристам и паломникам, и те махали и улыбались в ответ. Анне вспомнилось, как в детстве её вместе с классом чуть ли не всей школой организованно водили на Красную площадь, в мавзолей Ленина. День был весенний, но пасмурный и холодный, и Аня сильно продрогла за два с половиной часа стояния в растянувшейся далеко за пределы Красной площади очереди. Бегать и играть не разрешалось, даже смеяться и говорить громко было нельзя — преподаватели стояли на страже. Анна должна была признать, что в Риме всё было организовано куда лучше, чем в Москве. К тому же здесь было тепло, даже жарко, и было на что посмотреть — никакого сравнения с серым трупом вождя пролетарской революции.
Анна поделилась с Адрианом своими воспоминаниями. К её удивлению, он отнёсся к ним с большим интересом и серьёзностью.
— Видишь ли, Анна. Москва некогда заявила о себе как о Третьем Риме. И поэтому неудивительно, что даже большевики построили в самом центре своей столицы традиционную египетскую гробницу и сделали её центром своего гуманистического культа. Мы сейчас направляемся в Ватикан, но знаешь ли ты, что находится в центре его притяжения, в самом сердце культа? Всё тот же древнеегипетский символизм и поклонение почившему вождю — апостолу Петру, захороненному, по преданию, под собором Святого Петра. Его-то все и спешат видеть.
— Ты не очень лестно отзываешься о Католической церкви, — заметила Анна. — Это, признаться, несколько странно для человека, в жилах которого течёт кровь бесчисленных поколений римских католиков.
— А разве в Советском Союзе все лестно отзывались о режиме? — вопросом на вопрос ответил Адриан.
— Были, конечно же, диссиденты, — согласилась Анна и сразу же вспомнила о Толяне и тёте Майе, в жилах которых текла кровь потомственных коммунистов.
— И что они говорили?
— Они говорили, — припомнила Анна, — что это — тоталитарный режим, культ, основанный на лжи и сто раз успевший отойти от своей изначальной платформы. И много чего ещё в этом роде.
— И как ты считаешь, были они при этом правы?
— Безусловно, — согласилась Анна. — Диссиденты в основном были людьми честными. Не все, конечно. Но они готовы были чем-то пожертвовать ради своей Родины, в то время как коммунисты — тоже не все, конечно, но очень многие — давно уже ничем не жертвовали, они только брали… Но я и не ставила под сомнение твой патриотизм, Адриан! — рассмеялась Анна, видя, как серьёзно он воспринимает всё сказанное ею.