Глава 24. Римская лихорадка
Словно ветер,
с горы на дубы налетающий,
Эрос души потряс нам…
Сапфо Митиленская (630–570 гг. до Р. Х.).
«Подруги и ученицы. Соперницы»
(пер. В. В. Вересаева)
2007, 24 сентября, Рим
— Можно задать тебе один личный вопрос? — сказала Анна, обращаясь к Винченцо, после того, как официант принял их заказы.
Винченцо кивнул.
— Стать священником — это была твоя идея?
— Моя идея? — иронично хмыкнул он. — Боюсь, у меня в жизни было мало выбора. Когда я был маленьким и однажды сильно заболел — горел в лихорадке, — баронесса дала обет Деве, что если я выживу, то она сделает меня священником.
Анна молчала. Она сама оказалась на службе помимо своей воли. Да и был ли он у кого-то — этот выбор?
— Я почитала немножко про отшельника Пьетро, — сказала она после небольшой паузы.
— Ты читала про Пьетро Мурроне? — удивился Винченцо.
— Начала. Пока только самые общие вещи. Твой интерес к истории оказался заразителен. Кстати, — добавила она, как будто вспоминая что-то, — мой гид был когда-то профессором истории архитектуры. Он просто помешан на истории и, кажется, знает всё на свете про пап. И вообще — он оригинальный мыслитель. Если хочешь, я могу тебя с ним познакомить. Может, он поможет сдвинуть твой проект с мёртвой точки?
— А почему он больше не преподаёт? — поинтересовался Винченцо. — Он что — на пенсии?
— Он был уволен — насколько я понимаю, за радикальные взгляды.
— Радикальные взгляды? В Риме? — рассмеялся Винченцо. — Этого не может быть.
— Может, — уверила его Анна.
— И как же зовут этого профессора-маверика?
— Фера, — ответила Анна. — Адриан Фера.
Винченцо замер и со страхом посмотрел на Анну.
— Только не говори мне, что твой гид — сумасшедший профессор, расчленивший свою студентку в подземелье!
— Ты знаешь эту историю? — удивилась Анна. — Она приключилась десять лет назад.
— Профессор Фера приходится мне родственником…
Анна замерла, не веря своим ушам.
— К счастью, дальним, — продолжил Винченцо. — Но о нём немало говорили в нашем доме, когда это всё случилось. Я помню, как возмущалась моя мать, баронесса, что ему просто не отрубили голову или не четвертовали.
— В каком-то смысле ему и голову отрубили, и четвертовали, — отозвалась Анна. Ей почему-то стало жаль профессора, хотелось сказать что-то в его защиту.
— Невероятно, — покачал головой Винченцо. — Но всё-таки в самом главном я был прав.