Анна знала, что когда к власти пришли фашисты, он был арестован в одну ночь со всеми евреями Загреба. Его жене, однако, удалось той ночью спрятаться в их огромном доме вместе с пятнадцатилетней дочкой Ерцой, которой суждено было стать бабушкой Толяна. В ту ночь закончилась их комфортабельная жизнь буржуа первого разряда и началась жизнь, полная лишений и скитаний.
Им надо было бежать, и бежать можно было только на восток. Они перебрались сначала в Белоруссию, к дальним родственникам, а потом в Россию. Устроились в небольшом шахтёрском посёлке-городке и жили тем, что обстирывали шахтёров. В свои тридцать семь лет прабабушка Толяна была совершенно истощена, подхватила туберкулёз и умерла. А Ерца, чтобы выжить, почти сразу же после смерти матери вышла замуж — за русского, шахтёра, который был лет на пятнадцать старше её. Несмотря ни на что, брак оказался удивительно крепким. Николай, так звали Толиного дедушку, прошёл всю войну, а по возвращении домой узнал, что вся его семья погибла ещё в сорок первом — от бомбёжки. У Николая и Ерцы родились шесть детей. Но только один ребёнок выжил и обзавёлся своей собственной семьёй. Это был отец Толяна.
— Я нанял частную детективную компанию, — продолжил Толян, — и там докопались в каких-то архивах и прислали мне документы, связанные с последними днями моего прадеда. Интересно всё получается, — усмехнулся он. — Нацисты, оказывается, потребовали тогда от евреев Загреба тысячу килограммов золота, и мой прадед собрал им это золото — не один, конечно. Я думаю, он знал, что это не спасёт их, — фактически он просто покупал себе и своей семье время, может быть, чтобы скрыться. Согласно документам, которые я получил, все семейные деньги, размещённые в разных банках, были конфискованы и переведены на счета национал-социалистов. А сам он был арестован 18 июня 1941 года и после нескольких пересылок отправлен в концентрационный лагерь неподалёку от Загреба — в Ясеновац. Ты слышала про Ясеновац?
— Нет, — призналась Анна.
— Его ещё называют «хорватским Аушвицем», хотя Ясеновац был самым жутким лагерем из всех европейских «лагерей смерти», — Толян встал, подошёл к бутылке и вылил остаток виски в полупустую чашку. — Это был даже не один лагерь, а целая развитая система лагерей, во главе которой стояли хорватские националисты-усташи, причём многие из них — бывшие католические монахи и даже священники. Мой прадед оказался в том самом лагере, в котором орудовал францисканец Петар Брзица, или, как его ещё называли, «король резаных глоток». Эта мразь прославилась тем, что только за один день — представь себе! за один день! — собственноручно, соревнуясь с другими такими же подонками, убила около полутора тысяч сербов и евреев, перерезая им глотки специальным ножом из золингеновской стали – серборезом такой нож называли. Они там наслаждались зрелищем текущей крови! А вообще, я могу только надеяться, что прадеду перерезали глотку: в том лагере это была явно самая лёгкая смерть. Целью усташей было вырезать и выжечь всё некатолическое население Хорватии… Их не мучила совесть — раз не католики, значит и не люди… Лагерем заправлял бывший францисканский монах Мирослав Филипович-Майсторович, получивший кличку «брат Сатана». По его указанию и на его глазах многие тысячи сербов, цыган и евреев были истязаемы до смерти, притом с такой запредельной жестокостью, что немецкие нацисты сами боялись монаха. Он отдал приказ об истреблении сотен тысяч человек, Анна, — сотен тысяч! Ты можешь себе это представить?! Одна ползучая тварь отняла жизнь у несчётного количества людей…