Римский Лабиринт (Жиганков) - страница 151

Толян выпил залпом остаток кофе с коньяком и поставил чашку на стеклянный столик.

— Так что же сталось с твоим прадедом? — спросила Анна, гладя его голову.

— Там была фотография, — сказал Толян, — одна фотография, которая и теперь у меня перед глазами… С правой стороны… — Толян сдерживался, чтобы не разрыдаться, — с правой стороны — груда тел, гора мёртвых голых тел. А слева — толпа нагих, истощённых, но ещё живых людей. А в центре — Филипович-Майсторович, Брзица и иже с ними — за работой. Эти сволочи так работали, ты понимаешь Анна? Они резали глотки людям. Они купались в крови, понимаешь ты это? Они пролили море крови…

— Успокойся, успокойся, — Анна продолжала его гладить и прижалась к нему плотнее.

— Мой прадед — он где-то там, может быть, даже на этой фотографии, — сказал Толян, потянулся к бутылке, но, увидев, что она пуста, отшвырнул её в сторону. — А я, в жилах которого три четверти русской крови и только одна четверть еврейской, космополит от утробы матери, только лишний раз подтвердил устоявшееся общественное мнение, что евреи правят всеми деньгами… А ты знаешь, Анна, после того, как я познакомился с делом моего прадеда, я вот всем назло хочу быть евреем.

— Может быть, ты ещё и обрезание сделаешь?

— Я никогда не думал об этом. Если бы мне это хоть как-то помогло, то вот сейчас бы сделал. Ты бы меня и обрезала.

— Ну какой же из меня раввин? — рассмеялась Анна. — Я ведь вроде из христиан, гой, как мы там ещё называемся? К тому же я — женщина.

Она посмотрела на часы.

— Пойдём лучше я тебя помою и уложу в постель. Ты устал, родной мой. Тебе надо непременно отдохнуть.

Она помогла ему подняться с дивана. Толян с трудом стоял на ногах…

— Я совсем забыл тебе сказать о том, что больше всего задевает меня во всей этой истории с прадедом, — сказал он, пока Анна раздевала его. Он смотрел на парящий в воздухе купол собора Святого Петра. — Все эти мясники, мучившие и убивавшие людей, они все по окончании войны благополучно скрылись вместе с так называемыми «поездами милосердия», которые Ватикан рассылал во все концы Европы. Эти поезда, пользующиеся дипломатической неприкосновенностью, очистили Европу от её сокровищ, золота, ювелирных изделий, шедевров искусства, которые с тех пор числятся пропавшими. На этих же поездах Ватикан вывозил и своих приспешников, комиссаров гитлеровской армии. А потом с ватиканскими дипломатическими паспортами эти люди спокойно разъехались по всему миру, в том числе переехали в Южную Америку, часть которой они заранее уже выкупили. На пенсию ушли с большим почётом — с яхтами, виллами и большим политическим влиянием. До них страшный — и никакой — суд так и не дошёл!