— Был там? — коротко спросил Илья Ильич.
— Делать мне больше нечего. Туда зажиревшие бездельники рвались, что при жизни пороха не нюхали. Вот они любят себе нервы щекотать, тем паче что копья у рыцарей не турнирные, а боевые. Убить тут никого невозможно, а покалечить — запросто. У проигравшего, бывает, вся призовая сумма на лечение уходит.
— А как же мне говорили, что здесь и ударить никого нельзя…
— Сейчас увидишь. — Илья кивнул в сторону ринга, где уже появился рефери в белом хитоне, а следом и бойцы. Были они полностью обнажены, мускулистые тела, смазанные маслом, лоснились. Кошели, точно такие же, как и у Ильи Ильича, висели на бычьих шеях, словно оба спортсмена только что явились в потустороннее царство. Впрочем, мир ещё не видал таких пышущих здоровьем покойников. Они были бы схожи как братья-близнецы, если бы не чёрная кожа того, что стоял в правом углу.
— Смотри, — Илюха показал на негра, — этот Свамбо, его при жизни и не знал никто, ну, только в родном племени да враги, которых он громил. А тут — приспособился и уже не первый век кулачными боями деньгу заколачивает. Пять против одного, что он Апеллесу накостыляет, несмотря на все его титулы.
— Какие титулы, ежели ему накостыляют?
— Олимпийский чемпион, — с удовольствием сообщил Илья-младший. — Настоящий, ещё из тех игр, что в Древней Греции проходили, в Олимпии. Имя его небось в каких-нибудь документах сохранилось, только кто те документы читает? Раз в год пара лямишек перепадёт — и всё. Такие здесь призраками становятся. И жить не живут, и помереть не могут, поскольку память о них не вполне истлела. А этот вон как лоснится. Хотя, как подумаю, что он уже две с половиной тысячи лет только тем и занимается, что кулаками машет да по морде получает… тут еще подумать надо, стоит ли так жить.
Бойцы сняли денежные кисеты, и каждый повесил его на стойке в своём углу.
«Украсть нельзя, — вспомнил Илья Ильич, — всё-таки хоть это здесь правильно поставлено. Хотя если вспомнить, что в реальной жизни кое-кто умудрялся своровать память о другом человеке, то, думается, такой тип и здесь сумеет чужое умыкнуть».
Повернувшись друг к другу, Свамбо и Апеллес проревели не то приветствие, не то вызов на битву.
— Вот теперь, — сказал Илюшка, — они могут бить друг друга по морде сколько угодно безо всяких штрафных санкций. Так сказать, по обоюдному согласию. Колхоз — дело добровольное.
Хотя вызов и прозвучал, бой всё не начинался. На помосте появилось двое секундантов, которые принялись бинтовать бойцам руки. Глазам Ильи Ильича давно вернулась былая зоркость, но всё же он затряс головой, не веря тому, что увидел: руки бинтовались жёсткими ремнями, на которых, кажется, были налеплены даже какие-то бляхи.