— Почему Эдик на тебя так странно смотрит? — полезла ко мне с расспросами Симка, как только начались танцы.
— Это который Эдик? Вон тот, черный, как жук? Да он придурок!
— Небось ты сама ему что-нибудь ляпнула, я ж тебя знаю!
— Твой распрекрасный Эдик хотел насильно водку в меня влить, представляешь?
— Не-а, не представляю, — безмятежно отозвалась Симка. — Мой Ленечка мне вообще пить запретил, только сухенького немножко и смогла тяпнуть.
Не знаю почему, но именно в этот момент, когда она так хвастливо говорила о своем женихе, я вдруг остро осознала, что теряю мою единственную подругу. И так тошно мне вдруг сделалось, что захотелось уйти. Я принялась искать в сенях на вешалке мою куртчонку. Почти ничего не было видно, но тут кто-то открыл из комнаты дверь, и я сразу увидела мою одежду — ее перевесили на другой крючок. Я даже не успела ничего понять, как оказалась вдруг прижатой к стенке, и горячие, злые губы ожгли мне рот.
— Ох и не везет же мне! — вслух подумала я.
Колючая щеточка усов щекотала мне лицо.
Было страшно и противно, но я все-таки тяпнула его за губу и при этом прихватила кончик языка, потому что он зачем-то все пихал мне его в рот. Усатый резко отпрянул от меня, да и я в этот момент с силой оттолкнула его от себя. Он отлетел к входной двери, натолкнулся на человека, вошедшего с улицы, и оба они рухнули на пол. Дверь осталась открытой, и я выскользнула в нее, обойдя эту кучу-малу. А упавшие с энтузиазмом тузили друг друга.
Меня вдруг начало сильно трясти. Подумала: «Если в таком виде заявлюсь домой, бабулька сразу заметит». И тогда я пошла бродить по улицам. Добрела до околицы, постояла там, ежась от ветра, и решила возвращаться домой. Пришлось идти мимо мамкиного дома. Я увидела в окнах свет. Открыв рот, словно зачарованная смотрела, как уверенно он льется. И рамы уже не обгорелые, кто-то заменил их новенькими, вот только покрасить не успел. Из глубины дома слышался мерный стук молотка.
— Что-то ты синяя такая? — спросила, пристально разглядывая меня, бабка. — Неужто успела так озябнуть, пока от свиристелки шла?
— Баб, ты чего это, мамкин дом продала? — задала я ей встречный вопрос. — А почему тайком, почему мне ничего не сказала?
Бабка немедленно отвернулась от меня, делая вид, что ее интересует чайник.
— Не мамкин, а папкин уж, ежели по самой правде-то, — нехотя вымолвила она, не оборачиваясь. — И не продала я его вовсе, а так отдала.
Я пристала с расспросами:
— Как это отдала? И кому?
— Тимоше я его отдала, пусть живет, его избушка вся сгорела, там и чинить нечего. Митин дом обгорел не сильно, в добрых-то руках как игрушка будет. Разве мы с тобой починим там все? А без хозяина дом сирота, начнет рушиться. — Бабка пожевала губами, помолчала и после тяжкого вздоха добавила уже потише: — Или ты, детка, захотела бы отцов дом в чужие руки продать, на деньги позарилась бы?