— Меня замуж? Но за кого?
— А за Самойленку, — хлопнула в азарте по коленке Симка. Настроение у нее уже поменялось, от злости она резко перешла к веселью. — Представляешь, эта пьяная ехидина, Наташка Зареченская, сказала ему, что ты за Самойленку замуж вышла и укатила с ним в этот, как его… ага, медовый месяц. А Тимоха уши развесил, поверил ей, нашел кому! Сюда идти даже не хотел, веришь ли, пинками его гнала! — с гордостью сообщила мне Симка.
Я представила себе, как круглая, словно колобок, она катится по улице, погоняя пинками здоровенного Тимоху, и поневоле улыбнулась.
— А ты тоже мне, подруга, даже и не сказала мне ничего! — вдруг снова насупилась Симка.
Переходы ее настроения из одной крайности в другую были так стремительны, что утомили меня.
— Что я тебе не сказала?
— Что он говорящий! — И она ткнула растопыренной пятерней в сторону подошедшего Тимохи.
Тот с ловкостью фокусника сунул ей в эту пятерню чашку, от которой поднимался парок, другую, не глядя, протянул мне. По тому, как он старательно отворачивался от меня, было ясно, что обиделся, только непонятно на что: на то, что дверь не открывала, или на то, что эта дура Наташка приписала мне Самойленко в мужья? Симка, вытянув губы дудочкой, с шумом тянула горячий чай и отдувалась. Я тоже хлебнула из моей кружки, но это был вовсе не чай, а какой-то горячий напиток из красного вина с травами и сахаром.
— Самойленко меня из санатория привез, сказал, что женится, — сочла нужным я пояснить.
— Ой! И на ком же это? — немедленно встрепенулась расслабившаяся Симка.
— Да я-то почем знаю? Нашел, значит, на ком.
— Жалко, хороший мужик, — задумчиво обронила она.
— Чего тебе жалко? Ты теперь замужняя, о муже думать должна.
— А я и думаю, — сразу надула губы Симка. — Почитай, и не сплю совсем, только об нем и думаю. — На глазах ее показались слезы.
— Эй, подруга, ты с этим делом завязывай, тебе рожать скоро, а ты ревешь.
— И вовсе не скоро, еще три месяца почти, — хлюпнула она носом.
— В самом деле, завязывай, нечего сырость разводить, — прорезался вдруг Тимоха. Это были его первые слова с момента появления здесь, но, как оказалось, не последние. — Собирайся, — сказал он вдруг мне, по-прежнему глядя в сторону.
— Куда это? — захлопала все еще мокрыми глазами подруга.
Он посмотрел на нее, как на дуру, и не соизволил ответить. Но она, крепко ухватив его за рукав, потребовала разъяснений.
— Да вы обе не в себе! — с мужским презрением выдал Тимоха. — Как здесь жить? Дверь я сломал, теперь не закрывается. И опасно, сволочуга бродит, говорят, видали его неподалеку.