В микрофоне раздался знакомый хрипловатый голос. Ник отошел в тень и стал глядеть на жену, уже занявшую место на небольшой эстраде. Алекса немного пошутила со слушателями, поблагодарила их за участие и назвала заголовок своего нового стихотворения: «Темное местечко».
Ник приготовился к чему-то жутко высокопарному и даже заготовил в уме подходящий к случаю комплимент. В конце концов, она не виновата в том, что ему не нравится поэзия. Он дал себе слово не высмеивать то, чему Алекса придавала такое большое значение, и решил даже поощрить ее в этом.
В мягкий мех и нежнейшую замшу
Одеты усталые ноги мои.
Я жду конца и начала всего…
Жду яркого света, что сможет вернуть мое «я»
В мир блистающих красок и ароматов терпких духов,
В мир злых языков и лживых улыбок.
Я слушаю звяканье льда в хрустальном стакане.
Но внутри все кричит о впустую растраченном прошлом.
Секунды… Минуты… Столетия…
Час озарения настал: наконец-то я — дома!
Разлепляю уставшие веки. Дверь открыта и манит меня ослепительным светом.
Не знаю, вспомню ли я.
Алекса сложила листочек бумаги и кивнула публике. Никто не проронил ни звука, некоторые лихорадочно строчили что-то в своих блокнотах. Мэгги восторженно вскрикнула. Алекса засмеялась и сошла с эстрады. Она начала собирать пустые стаканчики и болтать с участниками вечера, который уже близился к концу.
Ник стоял в одиночестве и смотрел на нее. Его переполняло необъяснимое чувство, и поскольку он испытывал его впервые, то не мог подобрать ему названия. У Ника в жизни почти не осталось ничего, что могло бы растрогать его, а потому ему казалось, что так и должно быть.
Но сегодня в нем что-то стронулось с места.
Алекса поделилась некой важной частью себя с целой толпой чужаков. И с Мэгги. И с ним тоже. Невзирая на возможную критику, не побоявшись ничьих нелепых выходок, она взяла и рассказала другим то, что ощущала сама, и заставила Ника ощущать то же самое. У него перехватило дыхание от ее храбрости. Но, помимо восхищения, где-то в глубине его души, словно болотное чудище, поднялось сомнение, и Ник задал себе вопрос: что, если за всеми его рассудочными построениями скрывается банальная трусость?
— Ну, что скажешь?
Ник, хлопая глазами, смотрел на Мэгги, пытаясь вникнуть в ее вопрос.
— О… Мне понравилось. Я еще не слышал ее произведений.
Мэгги довольно улыбнулась, словно вожатая младших скаутов:
— Я беспрестанно твержу Алексе, что пора ей уже издать свою антологию, а она и ухом не ведет. Она просто помешалась на своем магазине.
— Разве нельзя совмещать?
— Конечно можно! — фыркнула Мэгги. — Мы с тобой так бы и поступили без раздумий, потому что мы не привыкли упускать возможности. А вот Эл не такая. Она счастлива уже тем, что делится с другими, и слава поэтессы ей безразлична. Она уже печаталась в нескольких журналах и даже посещает поэтический кружок, но больше ради друзей, чем ради себя. Вот в чем наша проблема, братец. И всегда так было.