— В иных вотчинах и корму нету, да на промыслы рук не напасешься!
— Побежим куда глаза глядят!
— Да по цареву указу беглых велено сыскивать и возить назад, где кто жил!
— Пойдем-ка всем миром к царю, — сказал крестьянин, — пущай нас не томит, выход даст, о людях своих порадеет.
— Да царь-то где? — крикнул стрелец. — На Оку пошел, нешто не знаешь?
— Или к царевичу! Он потеху любит — я его веселой речью утешу.
— Вали к боярам! Им о Юрьеве дне слово молвим!
— Шумом праву не быть! Эх, смутники! — прошамкал старец.
Звонили к обедне. В ясном безветрии стоял звон над городом.
Сбивая торговые лари, народ двинулся в Кремль.
2
Между жилыми покоями и теремами — место челобитчиков, Боярская площадка.
У крыльца — дьяки в высоких меховых шапках. На столах, крытых багряным сукном, — лубяные коробы, гусиные перья, заморская бумага. Два боярина стоят, не глядя друг на друга, оба грузные, потные, то и дело вытирая красные от гнева лица.
— И он меня обесчестил, сказывали, молвил про меня: «пьяный князь», — говорит боярин.
— Черти тебе сказывали, — отзывается другой.
— Из-под бочки тебя тащили!
— Псаренков ты внук!
— Полно вам лаяться, бояре, — говорит дьяк. — Уймитесь! Ужо вас царь рассудит.
Звон множества малых колокольцев раздался в сенях. Народ впопыхах неловко стал на колени.
Вышел царевич. Сокольничие несли за ним птиц: кречетов и челиг; подсокольничие держали птичий наряд: колокольца и клобучки, шитые по сафьяну золотою нитью.
Федор был толст, бледен и улыбался без причины.
Конюший Дмитрий Годунов сказал:
— Вёдро, государь! Радостен будет красного сокола лёт. Натешишься в поле вдоволь…
Невдалеке закричали стрельцы, сдерживая толпу напиравших холопов. Рослый, бывший впереди детина прорвался; за ним устремились другие.
Федор спросил:
— Чего им?
— Не мы жалобим, государь, — сказал детина, кланяясь царевичу в ноги, — Юрий осенний челом бьет!
Федор тихо, по-детски засмеялся.
— Кто таков? Скоморох? — хмурясь, спросил конюший боярин.
— Зовусь я Фомою, а живу с сумою, в гости хожу не часто и к себе не зову.
— Эй, буде глумиться! — крикнул боярин. — Сказывай, пошто народ поднял?
Толпа, заволновавшись, придвинулась:
— Крестьяне мы искони вечные!
— Выход нам, государь, пожаловал бы!
— Посылают нас на работу за два часа до свету, а с работы спущают в час ночи!
— Вона што! — сказал боярин Годунов. — В сем деле царевич не волен. На то есть великий государь Борис Федорович.
— Да мы ж, сироты, притомились, выхода ожидаючи, душою и телом!
— Невтерпеж нам служба бесконечная!
— Пожалуй нас, государь, для своего многолетнего здоровья, прикажи выход дать на легкие земли!