— Спасибо, Кит!
— Кушай на здоровье… Следующее дежурство у меня через двое суток. Подгребай послезавтра, вместе веселее.
— Какое послезавтра? Я сегодня же подгребу…
— Ну и зря-я-а. — Он снова раззевался до хруста в челюстях. Потирая закрывающиеся глаза, посоветовал: — Лучше хорошенько выспись. Спи спокойно, дорогой товарищ! Я тебе торжественно клянусь держать руку на пульсе твоего драгоценного Волкова. Если что, позвоню. Чаокакао!
Связь у нас предполагалась односторонняя — в квартире, где обретался Никита, отсутствовал телефон. Едва его белая «Нива» выехала со двора, мне стало тоскливо: пофигизм этого симпатичного оболтуса худо-бедно и меня подпитывал верой в то, что все будет «хоккей». А в отсутствие интерна потянуло немедленно вернуться обратно в больницу. Еле подавила бессмысленный порыв… По лестнице брела, точно немощная старуха, гадая, что творится в квартире. Опыт последних дней приучил настраиваться на худшее. Но оказывается, злодейства тоже иногда берут тайм-аут.
Дверь мне открыла… мама с хорошеньким, пригожим Темочкой на руках. Вслед за ней в прихожую выкатилась Ксюша, которая, как водится, запрыгала, скандируя: «Катя! Катя!» Мальчик протянул лапки, чтобы повиснуть на шее. Азиз, спланировав на плечо, прикинулся ласковым голубем мира. Заворковал: «Дур-р, дур-р».
— Катенька, чьи же это детишки? — деликатно поинтересовалась мама. — Мы с папой прямо не знаем, что и думать. Лидочка меня вчера вызвала…
— Мам, я тебе потом все объясню. Устала-а. — Я смахнула птицу, повесила шубу на крючок и зашла в ванную, давая понять, что пресс-конференция окончена.
Пока ванна наполнялась, разделась. Одежда — от джемпера до нижнего белья — провоняла больницей, и я поспешила запихать ее в стиральную машину. Легла на дно якорем, чугунные веки сами собой сомкнулись. Такое состояние называется «ни петь, ни свистеть»…
— Дочка, я борщ сварила, котлетки с картошечкой пожарила, — послышалось из-за двери. — Покушай и отдыхай. А ребятишек я с собой заберу, чтобы не мешали. Не возражаешь?
Какое там возражать? Я чуть не захлебнулась от радости:
— Забери, конечно, мамочка!
Серега имел ломовой приход от наркоза, а я его поимела от маминой стряпни и чистой домашней постели. Ела в полулежачем положении и думала: счастье есть!.. Сереге больше не надо прятаться и воевать, в больнице ему уже ничто не угрожает; кукушата под надежным присмотром, а на их мамашу мне просто наплевать. Мыслям о работе и вовсе не дала ходу, а чтобы никто не доставал, предусмотрительно отключила телефон. В окно било рыжее, бесстыжее солнце, извещавшее, что скоро придет весна. Ослепленная его светом, я уснула прямо с пустой тарелкой на пузе…