– Жена из дома выгнала?
Зачем спросил… ах да, умерла у него жена-то…
– А-а, нет, – смущенно улыбается, – квартиру продал.
Падает сердце. Даже не спрашиваю, из-за чего, догадываюсь… Как-то некрасиво все вышло… ладно, дуракам закон не писан…
– А… май?
– Ах да, май… – роюсь в багажнике. – Э-эх, мне бы сейчас май… а еще лучше июль какой, на море махнуть… Прямо западло, сколько их через руки мои проходит, месяцы, годы, тому апрель такого-то, этому январь сякого-то, а самому некогда хороший июль раскупорить, или сентябрь… бархатный сезон… это у меня что… вру, это февраль… во, май две тыщи десятого…
Вытаскиваю простенькую коробку с заклеенной надписью «Баден».
– Это вы их в таких… держите?
– Да не говорите, самому стыдно, контора ящики – и то выделить не может, экономят на всем… это если далекое прошлое, екатерины всякие, наполеоны, то да, и упакуют красиво, и логотип фирмы приляпают, и все при всем… а тут…
– Да ладно, я же не за коробку плачу…
– Тоже верно, за коробку красивую еще бы содрали… Держите… вы смотрите, открывать-то осторожненько надо, а то знаете, с месяцами хуже нет, увильнет, только вы его и видели… Это годы, века, еще куда ни шло, дни, они слабенькие, силенок не хватит сбежать… А эти… Хуже кота нашего, был у нас этот… британец… на дачу повезли, к теще, клетку запереть никто не догадался… как дунул, фр-р-р, только его и видели…
Считаю деньги. Что-то многонько, как бы меня с такой суммой сейчас не заловили, что да как, да почему, да по кочану, вон, парню одному кусочек прошлого продал… И паршиво так на душе, чувствую, что краснею, сколько мать, покойница, говорила, обманывать нехорошо…
Это не круто…
Уходит – в зиму, в ночь, кажется, подхватит его сейчас ветер, унесет куда-нибудь за полярный круг… как-то некрасиво все вышло, очень некрасиво, потом ведь с кулаками ко мне прибежит, какого черта коробка пустая… какая пустая, я тебе русским по белому сказал, держи крепче, открывай бережно…
Куда он пойдет-то сейчас… отгоняю мерзкие мысли, не мое дело, не моя беда, всех не пережалеешь… Прыгаю в машину, только сейчас понимаю, как замерз…
Он идет – через ночь, через холод, ступает из скрипучих сугробов в вешнюю траву, замирает на перекрестке. Она уже идет к шоссе, машет ему рукой, почему не осталась, куда спешит?
Он машет ей рукой, вспоминает что-то, черт, было же, было…
– Анна!
Окликает – громко, отчаянно, ну только посмей не остановиться… нет, замерла, ну давай же, иди ко мне, родная, милая, черт бы тебя драл, иди ко мне… идет, давай же, быстрее, чтоб тебя… Прижимает к себе, родную, единственную… Черт, отвернуться бы… парни не плачут, это не круто…