Во-первых, он, как мудрый человек, всегда принимал людей такими, какие они есть. Мог, конечно, и не принять. Но если принимал, значит, они устраивали его целиком, включая недостатки.
Во-вторых, он не мог не восторгаться, с каким блеском и изяществом г-н Береславский холил и лелеял свою безразмерную, бессовестную, беспредельную лень.
Это ж надо было додуматься – когда в первый вечер, еще в Казани, отмечали знакомство, он послал за бутылкой Дока. А как было не пойти, когда Ефим открыл новому другу страшную, по сути, врачебную тайну. Оказалось, что Береславский с детства боялся темноты. Последствия тяжелого, опять-таки в детстве перенесенного, менингита, повредившего несчастному сразу несколько функций гипоталамуса.
Чтобы утешить вновь приобретенного друга – а Док явно ощущал симпатию к этому разгильдяю, – он даже припомнил аналогичный случай из медицинского журнала.
И лишь дней через десять – и то по сопоставлении многих открывшихся фактов и фактиков – Док понял, как нагло и бессовестно его надули.
Ну не боялся Береславский темноты! Вообще не боялся. Особенно когда на другом ее конце уже не юного бойца рекламного фронта ожидала какая-нибудь премия, например, в виде старой подруги. А начиная с Перми старые подруги стали всплывать с регулярностью немецкого железнодорожного расписания.
– Какая у нас в Омске программа? – спросил Док своего напарника.
– Как обычно. Семинар утром, выпивка вечером.
– И подруга ночью? – неодобрительно подколол Док.
– Нет у меня подруг в Омске, – вздохнул Береславский. А сам подумал, что пора бы уже облазить досконально всю тачку, потому что ее предположительно боевое прошлое начинало действовать ему на нервы.
– А здорово наша Татьяна поет, – вспомнил Док. Вчера они получили почти часовой концерт.
– Ага, здорово, – спокойно ответил Береславский. Бардовские интонации не заводили его последние 30 лет, со времен незабвенных каэспэшных слетов, когда под соснами и в свете костра изгибы гитарных боков так явственно напоминали ему совсем другие, гораздо более интересовавшие его изгибы.
Нет, не был Береславский истинным ценителем авторской песни. Не дорос. А поскольку в Омске он хотел бы быть участником общения, а не только слушателем, то на некоторое время талантливая Татьяна Валериановна выпала из поля его внимания.
И тут у Береславского зазвонил мобильный – такая вот забавная деталь в транссибирском путешествии.
Ефим, не останавливаясь – что сам же искренне считал неверным и опасным делом, – нажал на кнопку приема.
– Здорово, Самурай, – услышал Док странное для России имя. Поговорив пару минут, убрал телефон.