— Кэми, дорогая, — прошептала она, ее бронзовые волосы упали, словно завеса между Кэми и остальным миром. — Я знаю, тебе больно и ты напугана, но ты должна послушать меня. Что бы ты ни делала, никогда, никогда не подходи к этому мальчику. Это небезопасно.
Кэми отвернулась. — Он не толкал меня, — сказала она. — Не толкал.
Когда Кэми проснулась на следующее утро, стены больничной палаты, белые и чистые, как ее больничные простыни, казалось будто издеваются над ней. Минуты тянулись и тянулись, но, в конце концов, приехал ее отец. Он проскользнул в дверь мимо медсестры, сказав: — Кэми, я знаю, что в данный момент в колодцы бросаются и другие дети, но у нас с твоей мамой твердая политика — никаких экстремальных видов спорта, пока тебе не исполнится восемнадцать.
Медсестра удивленно взглянула на него благодаря его превосходному английскому и глостерскому акценту. Джон Глэсс, рожденный и выросший в Доле, одарил ее веселым взглядом.
Дедушка Кэми, Стивен, заблудшая душа и последний член семьи Глэсс, у которого была своя ферма в Разочарованном доле в течение многих лет. Он продал ферму, но оставил фамильный дом, даже тогда, когда потратил годы, обделывая делишки в Японии, где экономика была на подъеме. Он убедил свою японскую жену посетить Дол, когда они путешествовали по Европе. Она собиралась родить ребенка, и он посчитал, что ей нужно отдохнуть. Они остались там на всю оставшуюся жизнь, которая для него не продлилась больше недели. После его смерти ей остался только дом, и Мегуми Глэсс оказалась без средств к существованию в крошечном английском городке, где все считали ее чужой и подозрительной.
— Папа, помилуй, — вымолвила Кэми. — Скажи мне, что ты здесь для того, чтобы спасти меня, прежде чем они начнут массово впихивать в меня желе.
— Я даже принес тебе чистую одежду, — отец Кэми протянул её ободок с крошечной парой золотых очков прикрепленных к нему.
— Ты — Бог, — сказала ему Кэми.
— Все, что я попрошу взамен, — твое вечное почитание и поклонение, — сказал папа. — Кроме того, было бы неплохо, если бы ты гладила хоть иногда.
Когда Кэми вышла из больницы и уселась в машину, её головная боль усилилась. Она прислонила голову к окну машины, как только та тронулась с места, и смотрела на зеленые поля, которые сменялись мягко изгибающимися холмами, мелькавшими, когда они проезжали мимо. На самом дальнем холме, когда их автомобиль начал постепенно спускаться вниз, высился Ауример Хауз, засвидетельствовавший её возвращение.
— Пап, — позвала Кэми. — Что ты знаешь о Линбёрнах? — Она внимательно наблюдала за ним, ожидая такого же страха, как на мамином лице только при одном упоминании этого имени.