Неподалеку от острова Холо, где воды моря Сулу разбавляют море Целебес, а пальцы филиппинских островов нащупывают Северное Борнео, самолет Б-29, принадлежавший Военно-воздушным силам Соединенных Штатов, вел за собой быстро двигавшуюся тень под жарким дневным солнцем в августе 1949 года.
Фотопластинки особых устройств впитывали космические лучи. В течение нескольких месяцев это подразделение наносило на карту и испытывало тщательно высчитанные маршруты через Тихий океан. Работа была утомительной, и экипажи радовались, когда заканчивался ежедневный длинный полет и их ждал холодный душ, чтобы восстановить затекшие мышцы, а кино под открытым небом помогало перевести мозг в нейтральное положение. Но в этот день все было не так: не успели члены этого экипажа прийти в себя, как их срочно вызвали в комнату для предполетного инструктажа.
К этому времени проявка этих пластинок стала для техников фотолаборатории рутинным делом. Изображение обычно представало в виде длинных, похожих на червей полосок света и часто нуждалось в небольшой дополнительной проявке для получения хорошего контрастного изображения, которое позволяло с большей легкостью фиксировать результаты. Но эти пластинки были совершенно другими, они оказались засвечены. Засвечены не дневным светом, а пропитаны черным цветом из-за насыщенной концентрации космической радиации. Иначе называется «зоной высокой радиоактивности». Как сказал тогда командующий генерал:
— Если атмосфера настолько пропускает космические лучи, нам, пожалуй, стоит подумать о свинцовых костюмах.
Но мир этому не поверил. Это был атомный взрыв.
В той комнате для инструктажа на той тихоокеанской базе ВВС США грандиозная правда медленно приобретала очертания в головах тех летчиков. Американцы в том году бомбу не взрывали.
Вся база пришла в движение. Один за другим тяжелые Б-29 катились по дорожке, идущей по периметру аэродрома, и уходили с конца взлетно-посадочной полосы в густой ночной воздух тропиков. Однако на сей раз это были самолеты из подразделения по обнаружению атомной бомбы, сформированного лишь за год до этого. Специальные самолеты собирали частички пыли из воздуха, восстанавливая маршрут своего дневного полета. Две лаборатории Комиссии по атомной энергии были подняты по тревоге в ожидании образцов пыли.
Через пять дней Вашингтон получил подробный доклад. Этот взрыв, говорилось в нем, почти с уверенностью можно называть взрывом бомбы. (До 23 сентября утверждалось: шанс того, что это не бомба, равняется одной двадцатой.) Кроме того, частицы указали на плутониевое устройство. Это был взрыв в шесть раз мощнее произведенного над Хиросимой и не шел ни в какое сравнение с первым американским взрывом в Аламогордо.