— В точности как у моего друга, сэр.
Тот, чьим другом был Чико, не нуждался во враге. Я кивнул.
Дождь судорожно хлестнул по оконному стеклу, и еще один самолет проложил путь по влажному, затянутому облаками небу. Я попытался его разглядеть, но оконная рама позволяла смотреть только вниз. Я прошел по коридору и за тяжелой деревянной дверью увидел самую странную комнату в доме.
Это было одно из самых больших помещений — примерно 20 на 25 футов. В центре на полу стоял тяжелый металлический резервуар для воды 8 на 8 футов и высотой 5 футов. В нем было на четыре фута воды. Пол — небрежно застелен водонепроницаемой тканью.
— Там что-то есть! — закричал Чико.
Он ковырял в воде подобранной в саду палкой. Полиции понадобился почти час, чтобы извлечь со дна резервуара все части магнитофона и какие-то ремни. Внизу находился кинооператор с Шарлотт-стрит и два человека из судебной лаборатории Управления уголовных расследований, и я решил отдать им это место на несколько часов.
Птицы проснулись, и виднелась тонкая полоска сырого рассвета, когда я налил себе чашку кофе «Блу маунтин» со сливками и отправился в постель, имея перед Элис задолженность по служебным запискам и все же найдя время перевести пятерку Адему на его охрану фауны. С моей точки зрения, я тоже был фауной.
Принимая на следующее утро душ, я по-прежнему чувствовал себя усталым. Я выбрал подходящий темно-серый в полоску костюм из шерсти и нейлона, белую рубашку к нему, носовой платок в кармашек, простой коричневый галстук и коричневые туфли в качестве бунтарского штриха. Надо отдать в починку те коричневые брюки.
В такси я прочел «Стейдж». Мы регулярно помещали маленькое рекламное объявление, чтобы держать Долби в курсе событий. Оно гласило: «Гастролирующая труппа „СОЛО“. Девушки-танцовщицы (военный номер), очень высокий мужчина для мимических ролей для определенных городов Мидленда. Присылайте подробные фотографии. Новый спектакль в Лондоне уже укомплектован. Крайне нуждаемся в сценариях. Звоните мисс Варли. Долби кастинг».
Элис поддерживала контакт с Долби, находившимся в зоне активных действий, но даже без хозяйской шифровальной книги было совершенно ясно, что она действует независимо от меня. Такси свернуло в Скотленд-Ярд. Комиссар полиции занимал очень большую угловую комнату. Кожаные кресла здесь были старые и блестящие, но отделка отличалась яркостью и вкусом. На одной стене доминировал эстамп Стаббса в дорогой раме, изображавший мужчину и лошадь; под ним потрескивал и вспыхивал на сыром угле открытый огонь. В окно со множеством переплетов виден был ползущий по Вестминстерскому мосту транспорт. Крепенький черный буксир тянул по маслянистому потоку воды караван из груженных землей барж, а подо мной на набережной коротышка в рваном мокром плаще пытался засунуть сложенный велосипед в багажник такси. Комиссар распространялся насчет этого дома. Он обладал начальственными манерами того рода, по которым трудно сказать, какая именно деталь заставила его страдать и заставила ли вообще. Он в третий раз завел речь про несправедливость — в его устах это слово звучало иронически — того, что Шарлотт-стрит даны неограниченные фонды. Я дважды сказал ему, что мой кабинет уместится у него под столом, а вид из моего окна открывается на засиженный мухами магазинчик деликатесов. На сей раз я позволил ему произнести всю речь целиком, не перебивая, а сам выкурил за это время две сигареты. Помедленнее он заговорил, дойдя до того, что мы бесплатно использовали ОРПП и лабораторию научно-судебной экспертизы, не получив права на обыск, и как мало я знаю об этом. Если бы этот старик знал половину того, что было известно Долби, он спятил бы. Я немедленно принял твердое решение урезать участие Чико в том, что касается наших незаконных действий. Он, несомненно, был самым болтливым и не самым деликатным. Комиссар вторгся в мои грезы.