Бобби резко отпрянул, не успев выстрелить, что можно было легко сделать от потрясения и страха. Слава богу, что он не нажал на спусковой крючок. Даже десять выстрелов из ружья не уничтожили бы эту мерзость, а только разозлили бы ее.
Я выключил фонари на бегу; фейерверки вновь начинали набирать силу.
Хотя Бобби был дальше от входа, чем я, он оказался там первым.
Круглая дверь продолжала оставаться такой же чертовски твердой.
Взгляд вблизи лишний раз подтвердил то, что я уже знал: в двери не было ни маховика, ни какого-нибудь другого механизма, который позволял бы ее открыть.
Костюм Ходжсона лежал ближе к центру комнаты, примерно в двенадцати метрах от круглой двери. Судя по тому, что он не опал, как спущенный шарик, его по-прежнему наполняла кошмарная колония или остатки Ходжсона, которыми питались эти извивающиеся твари.
Бобби стукнул в дверь дулом ружья. Ему ответил звон стали.
— Мираж? — отплатил я ему той же монетой, засовывая один фонарик за пояс, а второй — в карман куртки.
— Фикция.
Вместо ответа я похлопал ладонью по двери.
— Фикция, — стоял на своем Бобби. — Посмотри на часы.
Но время интересовало меня меньше, чем то, что могло вылезти из костюма Ходжсона.
Я вздрогнул, поняв, что отряхиваю рукава куртки, вытираю затылок и лицо, пытаясь избавиться от шевелящихся тварей, которых там не было и не могло быть.
Яркое воспоминание об ордах, копошащихся внутри шлема, заставило меня вцепиться в край двери и потянуть его на себя. Я сплюнул, выругался и потянул снова, как будто действительно мог сдвинуть с места несколько тонн стали, съев на завтрак булочку с джемом и выпив чашку горячего шоколада.
— Посмотри на часы, — повторил Бобби.
Он засучил рукав хлопчатобумажного пуловера, надетого под гавайку, и бросил взгляд на собственные часы, которых никогда не носил прежде.
Взглянув на светящиеся цифры, я вздрогнул. 4.08 пополудни! Конечно, на самом деле было четыре утра.
— Мои тоже, — сказал он, имея в виду, что показания наших часов сходятся.
— Испортились одновременно?
— Нет. Столько и есть. Здесь. Сейчас. В этом месте.
— Чертовщина.
— Настоящий Сейлем[18].
Тут я посмотрел на дату в окошке над светящимися цифрами. Сегодня было 12 апреля. Но часы утверждали: «Понедельник. 19 февраля». То же показывали часы Бобби.
Интересно, какой год показали бы часы, будь окошко на четыре цифры больше. Прошлое. День катастрофы, постигшей команду «Загадочного поезда». День, когда дерьмо вырвалось наружу.
Скорость перемещения и яркость кувыркавшихся на стене огней медленно, но верно уменьшались.