— Тогда дело плохо.
— Да.
— Безумие.
— Да.
— Дело плохо, — повторила Лилли; ее тихий голос звучал зловеще, лицо напряглось, как сжатый кулак.
Я не мог смотреть на нее, но не отводил взгляда. Пусть она видит мои глаза. Может быть, это слегка успокоит ее.
— Побудь дома, — сказал я. — Мы должны знать, где тебя искать, если… когда мы найдем Джимми.
— На что ты надеешься? — ровно спросила Лилли, но в ее голосе слышалась дрожь. — Ты против… кого? Полиции? Армии? Правительства? Против всех?
— Все не так безнадежно. Этот мир станет безнадежным только тогда, когда мы сами захотим этого. Но, Лилли… тебе нужно быть здесь. Потому что, если это не связано с Уиверном, полиции может понадобиться твоя помощь. Или нужно будет сообщить тебе хорошую новость. В том числе и полиции.
— Но ты не должна быть одна, — сказала Саша. — Я съезжу за Дженной. — Дженна Уинг была свекровью Лилли. — О’кей?
Лилли кивнула.
Она не прикасалась к моим рукам, и я сложил их. Так же, как сделала она.
— Ты спрашивала, что они могут сделать, если ты не захочешь молчать и играть по их правилам. Что угодно. На это они способны… — Я сделал паузу, а затем продолжил: — Я не знаю, куда ехала моя мать в день своей гибели. Она ехала из города. Может быть, для того, чтобы нарушить заговор молчания. Потому что она знала, Лилли. Знала, что случилось в Уиверне. Ей не сиделось на месте. Так же, как сейчас тебе.
У нее расширились глаза.
— Это был несчастный случай. Автокатастрофа.
— Нет.
В первый раз за все это время Лилли посмотрела мне в глаза и не отвела взгляда через секунду.
— Твоя мать. Генетика. Ее работа. Вот откуда ты так много знаешь.
Я промолчал. Лилли могла догадаться, что моя мать не просто хотела поднять шум, но сама была из тех, кто отвечал за случившееся в Уиверне. А если похищение Джимми имело отношение к заговору молчания, Лилли могла сделать еще один логический вывод и решить, что Джимми оказался в опасности в результате работы моей матери. Это тоже было бы верно, но далее она могла прийти к совершенно нелогичному следствию: решить, что я тоже отношусь к числу заговорщиков, принадлежу к ее врагам, и отшатнуться от меня. Но что бы ни сделала моя мать, я был Лилли другом и ее единственной надеждой на спасение сына.
— Лилли, ты можешь рассчитывать на нас. На меня, Бобби и Сашу. Верь нам.
— Я ничего не могу сделать. Ничего, — с тоской сказала она.
Напрягшееся лицо Лилли изменилось, но не расслабилось от сознания того, что друзья разделяют ее горе. Наоборот, оно стало еще жестче, словно собственная беспомощность угнетала Лилли и в то же время выводила из себя.