— Потрясная рубашка, — сказал я.
Он надел одну из своих любимых антикварных рубашек: коричневую, с азиатским ландшафтом. В его коллекции была пара сотен гаваек, и о каждой он знал все.
Прежде чем он ответил, я сказал:
— Сшита Кахалой около 1950 года. Шелк, пуговицы из скорлупы кокоса. Такую же рубашку носил Джон Уэйн в «Большом Тиме Маклейне».
Бобби молчал так долго, что за это время я мог бы дважды повторить сказанное. Но я знал, что он меня слышал.
Он еще раз глотнул из бутылки и наконец удостоил меня ответом:
— Ты действительно начал интересоваться гавайскими тряпками или просто насмехаешься надо мной?
— Насмехаюсь.
— А… Ну-ну.
Когда он снова посмотрел в заднее зеркало, я спросил:
— Что это у тебя на коленях?
— И сразу рассчитаемся, — проворчал он, поднимая громадный револьвер. — «Смит-вессон», модель 29.
— Из такой пукалки грешно промахнуться.
— Так что случилось?
— Какой-то псих украл сынишку Лилли Уинг, — ответил я.
— Вуфи, — проворчал он, что на языке австралийских серферов означает прибой, загрязненный сточными водами, но имеет и другие значения, отнюдь не положительные.
Я сказал:
— Он выкрал Джимми прямо из спальни, через окно.
— Лилли позвонила тебе?
— Просто я оказался в неподходящее время в неподходящем месте. Приехал на велосипеде сразу же, как только псих сделал свое дело.
— А как ты оказался здесь?
— Благодаря носу Орсона.
Я рассказал ему про психа-похитителя, с которым столкнулся в подвалах склада.
Бобби нахмурился.
— Говоришь, желтые глаза?
— Точнее, желто-карие.
— Отливающие во тьме желтым?
— Нет. Цвета жженого янтаря, вполне обычные.
Недавно мы с ним встретили пару людей с выраженными генетическими изменениями. Эти парни превращались во что-то большее или меньшее, чем человек. В основном они были такими же, как все, однако их чуждость выдавали короткие, но заметные вспышки животного блеска в глазах. Потребности у них были странные, противоестественные, и эти люди были склонны к крайнему насилию. Если Джимми оказался в руках такого малого, то разнообразие грозивших ему издевательств намного превзошло бы самые необузданные фантазии обычного психопата.
— Ты знаешь этого психа? — спросил я Бобби.
— Говоришь, лет тридцати, черные волосы, желтые глаза, коренастый, как погромщик?
— И мелкие младенческие зубки.
— Не мой тип.
— Я тоже никогда его не видел, — сказал я.
— В городе двенадцать тысяч человек.
— Этот малый не из пляжников, — сказал я, намекая на то, что похититель — не серфер. — Он может быть и местным. Просто мы с ним незнакомы.
Впервые за все это время поднялся бриз, легкое дуновение с моря на сушу, принесшее слабый, но ощутимый запах соли. В парке напротив дубы начали шептаться друг с другом, как заговорщики.