— У меня ветрянка.
Держась правой рукой за рукоятку фонаря, пальцем левой я непроизвольно трогал болячку на лице, обнаруженную сегодня ночью.
— Синяк видишь? — спросил я, указывая на свою левую щеку.
— При этом свете нет.
— Больно.
— Ну, стукнулся обо что-то.
— Так оно и начинается.
— Что?
— Рак.
— Это просто прыщик.
— Сначала болячка, потом опухоль, а потом, поскольку у кожи нет защиты… быстрые метастазы.
— Ты пессимист, — сказал Бобби.
Бобби свернул направо и спросил:
— Много ли проку в твоем реализме?
Снова заброшенные дома. Снова мертвые изгороди.
— Да уж, головной боли он добавляет, — сказал я.
— Зато у меня от тебя голова раскалывается.
— Однажды у меня начнется головная боль, которая не пройдет никогда. Мозг будет поврежден ХР.
— Ох, мужик, у тебя психосоматических симптомов больше, чем у Скруджа Макдака[10] денег.
— Спасибо за диагноз, доктор Боб. За семнадцать лет ты не сказал мне ничего утешительного.
— Тебе никогда не требовалось утешений.
— Иногда, — сказал я.
Полквартала он ехал молча, а потом ответил:
— А ты никогда не дарил мне цветов.
— Что?
— Ты никогда не говорил мне, что я красивый.
Я волей-неволей расхохотался.
— Пошел в задницу!
— Ну вот… я же говорю, что ты жестокий.
Бобби остановил джип посреди улицы.
Я тревожно огляделся.
— Ты что-то видишь?
— Мужик, если бы я был в неопрене, то не стал бы останавливаться, — сказал он, имея в виду неопреновый непромокаемый костюм, который серферы надевают, когда температура воды слишком низка, чтобы раскатывать по волнам в одних плавках.
Подолгу находясь в холодной воде, серферы время от времени облегчаются прямо в костюмы. Это называется «уринофорией»; ощущение приятного тепла длится до тех пор, пока его не смывает морская вода.
Если серфинг не самый романтичный и замечательный вид спорта на свете, то я не знаю, что может его превзойти. Уж, во всяком случае, не гольф.
Бобби вылез из джипа, шагнул на тротуар и повернулся ко мне спиной.
— Надеюсь, тяжесть в мочевом пузыре не означает, что у меня рак.
— Ты уже изложил свою точку зрения, — сказал я.
— Это странное стремление облегчиться… Мужик, дело скверное.
— Давай быстрей.
— Я и так слишком долго терпел. Отравился мочевой кислотой.
Я выключил фонарь, опустил его и поднял ружье.
Бобби сказал:
— У меня взорвутся почки, волосы выпадут, отвалится нос. Я умираю.
— Сейчас умрешь, если не заткнешься.
— Но даже если я не умру, какая вахине захочет встречаться с плешивым малым без носа, со взорванными почками?
Шум мотора, включенные фары и фонарь могли привлечь внимание кого-нибудь или чего-нибудь враждебного, находящегося по соседству. Когда Бобби приехал в Уиверн, рев джипа заставил отряд спрятаться, но вдруг с тех пор обезьяны передумали? Они могли понять, что нас только двое и что даже оружие не поможет нам справиться с ордой злобных приматов. Хуже того, они могли знать, что один из нас — Кристофер Сноу, сын Глицинии Сноу, известной им под именем Глицинии фон Франкенштейн.