Больнов не расходится в трактовке генеалогии философии существования с принятой традицией, считая ее бесспорным основателем С. Кьеркегора, который был открыт по-настоящему в конце 20-х гг. XX века, а ее непосредственной предшественницей — радикализацию философии жизни Ницше и Дильтеем. Однако он не вспоминает о феноменологии Гуссерля, внесшей свой вклад в становление и развитие экзистенциализма, как в немецкой, так и французской его ветви. Отсутствуют и упоминания о российской экзистенциальной мысли (Достоевский, Шестов, Бердяев), но кратко анализируются ее стороны в творчестве Рильке, Кафки и Унамуно, Все это наводит на мысль, что он придерживается хайдеггерианской традиции в прочтении экзистенциализма, которая очевидна в силу информационного неведения, касающегося становления французской философии существования.
После представления первичного ядра потребности в экзистенциальном философствовании, как разочарования в «любой объективной вере», и возврата к собственной глуби, в которой и только возможно добыть опору жизни, констатируется, что это «предельное, глубинное ядро человека» и обозначается (заимствованным у Кьеркегора) понятием существования» Понятие экзистенциального существования, как мыслительное выражение решающего переживания в человеке, характеризующегося неоспоримой окончательной отрешенностью, обозначается как «экзистенциальное переживание». Больнов и представляет схему, обязательную для ясного понимания экзистенциальной философии — четкое постижение этого переживания и основанного на нем понятия экзистенциального существования. Для обозначения человеческой жизни вводится нейтральное понятие, равнозначное понятию существования, понятие личного бытия — Dasein.
Исходя из богатства «переживания существования», «так-бытия» («das So-sein», которое вспомогательно по отношению к базовому «Dasein» — «здесь-бытие», «тут-бытие», «вот-бытие», «присутствие»), он раскрывает понятие существования, которое лежит «по ту сторону» всех содержательных данных и является «внутренним ядром человека», «неделимо и прекращается, когда человек мертв или душевно невменяем». «Существующий мыслитель» обращает внимание не на среду чистой мысли, а более акцентирует внимание на потребности и предпосылки своего бытия, мыслит моментами. Возникающий экзистенциальный опыт в культурно-философском плане он демонстрирует на сравнениях с опытом негативной теологии христианства и мистического опыта.
Экзистенциальный опыт строится на эмоционально-антропологически определяющей основе страха уничтожения, которая отсутствует в мистике. Он показывает, что экзистенциальная философия решительно разрывает бытие и мышление. Переживанию существования способствует пограничная ситуация смерти, опыт конечности человеческого бытия, что поворачивает мышление к житейским, временно-историческим предпосылкам его бытия, когда субъект внутренне участвует в своем мышлении. Происходит отрыв мышления отдельного, конечного человека от превосходящей его целостности всеобщей жизни, мира. Опыт пограничной ситуации и дает полное и конкретное понятие существования, которое направляет человека к самому себе и вынуждает его на поведение, которое Хайдеггер определяет как «решимость». Отрешившееся от мирской обусловленности, существование оказывается подвижничеством, а жизнь — глубоко антагонистическим единством смерти и вечного возрождения или воли к существованию (X. Ортега-и-Гассет), опасности и дерзкого вызова опасности.