Эдвину очень хотелось поддаться искушению, но он был чересчур правдив.
— Нет, милорд.
— Очень хорошо. Вы закончили допрос свидетеля, сэр Клевердон?
— Пока что да, — резко ответил сэр Клевердон.
— Продолжайте, мистер Эммонс.
Этого-то сэр Клевердон и опасался больше всего. Откинувшись назад, он яростно зашептал что-то своему клерку, тот пожал плечами и стиснул до хруста пальцы.
Губы Эммонса сложились в улыбку, изображавшую дружелюбие.
— Где вы работаете, мистер Эпплкот?
— Я работаю в Би-би-си, сэр.
— То есть в Британской радиовещательной корпорации, обернувшись к присяжным, пояснил Эммонс таким тоном, будто речь шла об одном из незыблемых и священных национальных институтов. — И каковы же ваши служебные функции в этом достойнейшем учреждении?
— Я участвую в детской передаче «Выходи поиграть».
— Как артист?
— Как певец, сэр.
— И давно вы работаете в этом качестве?
— Около шестнадцати лет, сэр.
— Шестнадцать лет! — вскричал Эммонс, словно речь шла о целом столетии. Ухватив пальцами лацканы пиджака и наклонив голову, он изготовился к атаке. — Иными словами, Британская радиовещательная корпорация считала возможным в течение шестнадцати лет использовать вас в программе, предназначенной развлекать и воспитывать юное поколение, то есть, друзья мои, мужчин и женщин завтрашнего дня, именно в том возрасте, который особенно важен для формирования их личностей и когда, увы, легче всего посеять в их душах семена зла и разврата. Отсюда следует, что Британская радиовещательная корпорация считает вас человеком достойным. Вы, мистер Эпплкот, согласны с суждением корпорации? Вы сами считаете себя человеком достойным?
— Да, сэр, хотелось бы думать, что это так.
— Здесь, знаете ли, не место скромничать. Как по-вашему, вы человек нравственный?
— Надеюсь, что так.
— Будьте любезны ограничивать свои ответы словами «да» и «нет», — отрезал Эммонс, упустив на мгновение свою улыбку. Он ненавидел эту английскую черту — неспособность хорошо говорить о самом себе на людях, даже когда это просто необходимо.
— Мне бы хотелось быть нравственным человеком, сэр.
— Но ведь вы не считаете себя безнравственным?
— О нет, сэр, — в ужасе ответил Эдвин.
— Вот и отлично. Итак, поселились ли бы вы, человек достойный и нравственный, в доме, заведомо зная, что в квартире под вами живет известная женщина ночи?
— Женщина ночи, сэр?
— Проститутка! — рявкнул Эммонс.
— О нет.
— Как долго вы проживали в этом помещении?
— Три года, сэр.
— И когда вы въехали, миссис Сидни уже жила там?
— Да, сэр.
— Таким образом, можно предположить, что она не давала никаких оснований считать ее женщиной, которая живет, торгуя своим телом, ибо в противном случае вы не остались бы там?