По истине, тернистый путь, прокладываемый мечом.
В гражданской войне - враг со всех сторон. Кто друг, кто недруг неизвестно. От родных отрезаны, и тыла нет. Нет и милости к побежденным. Воздух насыщен злобой и ненавистью...
Беспощадность и террор к офицерам были холодным расчетом Советской власти, а солдатская и матросская вольница видели в каждом офицере осколок старого режима, живое напоминание прошлой войны и молчаливый укор своей совести. Это надо было растоптать, уничтожить...
В Евпатории в трюме гидрокрейсера "Румыния" перевезли триста обреченных офицеров.
"Смертника вызывали к люку. Вызванный выходил наверх и должен был идти через всю палубу на лобное место мимо матросов, которые наперерыв стаскивали с несчастного одежду, сопровождая раздевание остротами, ругательствами и побоями. На лобном месте матросы опрокидывали приведенного на пол, связывали ноги, скручивали руки и медленно отрезывали уши, нос, губы, половой орган, отрубали руки... И только тогда истекавшего кровью, испускавшего от нечеловеческих страданий далеко разносившиеся, душу надрывающие крики русского офицера отдавали красные палачи волнам Черного моря"... (Генерал А. П. Деникин: "Очерки Русской Смуты", том третий, стран. 41.).
Некоторые офицеры спасались чудом.
Одна партия офицеров была перебита из пулемета и сброшена в яму, выкопанную самими обреченными. Расстрелянных кое-как забросали землей. Один офицер очнулся и имел силы выползти из ямы. Он дополз до первого домика. Там жили сострадательные люди. Они впустили офицера, обмыли и перевязали его раны, а потом Христом Богом попросили несчастного уйти, чтобы им самим не попасть под расстрел.
Другая партия офицеров была поставлена на расстрел по всему молу. В это время подошел пароход Добровольного флота и бросил свой трап. Палачи потребовали от капитана немедленно отплыть от мола. Когда подымали трап, за него ухватился стоящий рядом обреченный офицер, взлетел на воздух и упал в трюм.
Капитан не выдал офицера и спустил его на берег лишь в Батуме.
Офицеру иногда удавалось бежать по дороге на казнь под пулями вдогонку.
Быть на гране таинственной черты по произволу палачей и испытать смертные муки безо всякой вины - не может пройти бесследно для человеческой души. Такое дыхание смерти испепеляет всякое милосердие к врагам. В Добровольческой армии были офицеры, которые на своих винтовках отмечали зарубками количество собственноручно расстрелянных коммунистов.
Еще горше было видеть сыновей офицеров - тех юношей, на глазах у которых были истреблены их семьи с жестоким надругательством над матерями и сестрами. Юношей обожгло на всю жизнь.