— Кто может знать об этом наверняка, — пожал плечами молодой человек. — Лишь два человека: ты и он.
— Двое — слишком много. Он может проболтаться, и тогда…
— Тогда погибнет твоя карьера, а он потеряет жизнь.
— Неравноценный обмен, — покачал головой Контий. — Карьера морритского сета стоит больше, чем жизнь сотни ангандских дикарей.
— Разумеется, но, хвала богам, мир устроен так, что сами дикари об этом не подозревают. Это быдло очень дорожит своими никчемными жизнями, и готово на что угодно, лишь бы их сохранить.
— Понимаю, но всё же, тайна, в которую посвящен неблагородный человек, не может считаться надёжной тайной.
— Можно принять меры предосторожности. Во-первых, дикаря следует осыпать благами. Может даже, выхлопотать ему особое покровительство Императора. Кстати, это понравится народу, чернь любит, когда кого-нибудь из её рядов щедро вознаграждают за службу.
— Это будет не слишком сложно. Но что потом?
— А потом его следует отправить подальше от этих мест. Скажем, в ту провинцию, которую божественный Император Публий по своей великой милости отдаёт в моё управление. Я смогу проследить за тем, чтобы этот человек не причинял тебе хлопот.
Наместник только раздраженно хмыкнул.
— Впрочем, — поспешил добавить отлично понявший невысказанную мысль Гравлен, — опекать его ежечасно и ежеминутно мои люди всё равно не смогут. И, если с ним приключится какой-нибудь досадный несчастный случай, то мне останется лишь известить тебя об этом печальном событии, благородный Контий.
— Да-да, несчастный случай. Несчастный случай со смертельным исходом, — произнёс наместник нарочитым голосом и выразительно посмотрел на собеседника. Гравлен утвердительно кивнул.
— Полагаю, что Келю будет угоден такой исход дела. Надо принести жертву.
— О, за богатой жертвой Келю дело не станет.
— В таком случае, я полагаю, что эта история пойдет всем на пользу. Заговорщики будут казнены, Император получит зримое подтверждение верности своих слуг, ты, вероятно, станешь сенатором, доходы которого милостью Императора превышают доходы наместника, даже такой прекрасной провинции, каковой, несомненно, является Кервина. Ну, а я… Я быстрее получу назад одолженные тебе деньги.
Верховный Инквизитор Толы отец Сучапарек избавился от наивности в далёком босоногом детстве. Это не значило, что он не верил в успешный исход тех предприятий, в которые ввязывался, напротив. Их-то он всегда пытался довести до нужного ему окончания и, как правило, это удавалось. Но победы не падали в руки в результате благоприятного стечения обстоятельств, а добывались трудом и терпением. Сучапарек находил это правильным и разумным: ежели благодеяния будут сыпаться без труда, то на вершину власти сможет забраться каждый дурак. Заберётся, а потом таких дров наломает, что ой-ой-ой… Нет уж, установленный богами порядок куда как правильнее: чтобы влезть на новую ступеньку, надо сокрушить того, кто там обосновался. А у того тоже челюсти крепкие, и неизвестно наперёд кто кого съест. Жизнь — борьба, выживает сильнейший.