Легко учить детей быть похожими на героев прошлых войн, когда над головой мирное небо. Но как же трудно потом смотреть им в глаза, если в дом приходит настоящая война, а дети ещё не успели вырасти…
А Серёжка думал о том, что даже если бы он мог найти слова для того, чтобы выразить то, что лежало у него на душе, то Тарас Степанович всё равно бы его не понял. И не потому, что директор — плохой человек. Наоборот, очень хороший. Но только он не понимает, да и не может понимать, что это означает: когда тебе только одиннадцать лет, а у тебя нет ни отца, ни матери. И не потому, что заболели и умерли, это другое. Даже несчастный случай, катастрофа какая-нибудь — тоже другое, потому что никто специально катастрофы не устраивает. А здесь — пришли, чтобы убивать, и убили…И теперь он никогда, никогда больше не увидит своих родителей…
Мальчишка почувствовал, что сейчас он либо расплачется, либо психанёт. Тарас Степанович, конечно, будет утешать, но всё равно в Днестровске его не оставят. И вообще, дорогу на позицию он может положить себе не слезами, а только смелостью. Ну, и хитростью, раз уж одной смелости недостаточно.
— Ладно, — сглотнув слёзы, сказал Серёжка охрипшим голосом. — Я поеду в Тирасполь. Не надо никого посылать. Честное пионерское, поеду и буду вести себя тихо.
— Вот и договорились, — подвёл итог Ткачук. Он не сомневался, что Яшкин не нарушит данное слово. Он только не подумал о том, что не убегать из Тирасполя Серёжка ему не обещал.
Поговорить перед обедом ребятам не удалось: Вен привёл в казарму врача. Господин Мика оказался низеньким лысым толстячком, своим видом и суетой показавшимся Серёжке похожим на жука. А вот на врача он совсем не походил: ни белого халата у него не было, ни трубки, чтобы лёгкие слушать. Да господин Мика их и не слушал. Вместо этого заставил Серёжку самостоятельно встать, ходить и касаться кончика носа указательным пальцем правой руки с закрытыми глазами, потом зачем-то смотрел мальчишке в глаза, оттянув веки, и, наконец, поинтересовался:
— Что болит?
— Ничего, — буркнул в ответ Серёжка.
— Говори правду господину врачу, — ровным голосом посоветовал Вен. — Или сейчас отправлю обратно во Двор Боли, и Аскер выдаст тебе три дюжины горячих.
Серёжка поёжился и с обидой в голосе пояснил:
— А я и говорю правду. У меня ничего не болит, у меня всё тело ноет.
— Ноет… Ага… Ну-ка, ляжь на спину.
Мальчишка пожал плечами и улёгся обратно на матрас. Господин Мика присел рядом, пощупал живот, зачем-то постучал по нему пальцами и изрёк:
— Я полагаю, что всё произошедшее этого раба к могиле не приблизило… Да… Определённо, никакой угрозы для жизни нет…