«А теперь мне предстоит встреча с Чар», — думала Мона, открывая дверь Аббатства.
На душе у нее вновь лежал камень.
За обедом в Коббл-Парке, с Майклом и его тетей, было так хорошо! Все смеялись и шутили; особенно весел был Майкл — в лице его, в голосе, во всем чувствовалась какая-то новообретенная радость.
«Он счастлив», — понимала Мона и не могла в этот миг развеять его счастье, рассказав ему о том, что ее гнетет.
Рядом с Майклом мерзкие угрозы Чар казались почти нереальными, и она уже готова была поверить, что сама их выдумала.
Но теперь, с каждым шагом приближаясь к дому, понимала: это не иллюзия. Угроза по-прежнему здесь, опасная и неотвратимая, — враг готов нанести удар по спокойствию и счастью ее матери.
Открыв дверь в гостиную, она увидела, что миссис Вейл сидит у камина и вяжет.
— А, вот и ты, милая! — взглянув на нее с улыбкой, воскликнула мать.
Мона подошла к ней и поцеловала.
— Надеюсь, ты обо мне не беспокоилась? Я позавтракала и пообедала в Парке. Ты уже слышала о миссис Гантер?
— Слышала. Бедный викарий! Должно быть, он страшно потрясен.
— Когда он поймет, от чего освободился, то будет благодарен этому грузовику. Как говорится, катастрофа, но не беда!.. Ну, мама, перестань! — проговорила она, заметив выражение лица матери. — Ты же знаешь: если быть честными, то все мы вывесили бы флаги в честь упокоения Мейвис Гантер! По совести сказать, это лучшее, что произошло в Литтл-Коббле за долгие-долгие годы!
— Лучше вообще не допускать таких мыслей, — ответила миссис Вейл, — но если уж ты так думаешь, по крайней мере не говори вслух!
— Мамочка, да ты у меня ханжа! — поддразнила ее Мона. Затем осторожно спросила: — А где Чар?
Мать сложила вязание и убрала его в сумку:
— Миссис Стратуин вернулась в Лондон.
Мона уставилась на мать, словно не веря своим ушам.
— В Лондон?! — выпалила она. — Но когда?.. Почему?
Миссис Вейл подняла глаза на дочь:
— Сегодня утром у меня был с ней разговор. Я попросила ее уехать.
— Ты попросила ее уехать! — тупо повторила Мона. — Но, мама… что ты ей сказала? Что произошло?
Мать молчала, только смотрела ей в глаза с бесконечной нежностью и состраданием. У Моны вдруг подогнулись ноги, и она опустилась на колени возле кресла матери.
— Ну скажи мне! — потребовала она. — Что она сказала?
Миссис Вейл ласково обняла дочь за плечи и заговорила — медленно, тщательно выбирая слова: