На ладонях еще остался ее запах. Он все еще чувствовал жаркое кольцо ее рук, слышал ее сдавленный крик — крик наслаждения и отчаяния. Черт, он, вероятно, испортил ей жизнь больше, чем она ему. Она думала, что знает себя. А он показал ей, что ничего она не знает.
И все-таки Рэчел — потрясающая женщина, ничего не скажешь. Всякий раз, когда он думал, что взял верх, она возвращалась с новым оружием. Глупо надеяться, что она остановится теперь только потому, что он переспал с ней.
Возле задней двери стояла пара канистр с бензином — он поставил их там несколько дней назад. Сгущались сумерки, и москиты совсем озверели. Он взял канистры и пошел по дому, на ходу выплескивая бензин.
Плеснул в своей старой комнате, где, бывало, прятался под кроватью, когда Джексон приходил искать его. Поплескал и в спальне Джексона, где старик пьяно храпел рядом со своей хрупкой, перепуганной молодой женой.
Люк щедро полил кровавое пятно на полу гостиной и как будто снова увидел тело Джексона, куски мозга и костей на стене. От него воняло — мочевой пузырь и кишечник непроизвольно опустошились сразу после смерти, а Люк стоял как истукан, уставившись на человека, которого ненавидел всей душой. Человека, которого ненавидит до сих пор.
Он бросил пустые канистры и вернулся к фургону, напевая под нос старую песенку, которой его научила мать, — «Как это здорово».
Мотор завелся с полуоборота. О фургоне в его отсутствие заботился Колтрейн. Все еще напевая, Люк включил сцепление и надавил на педаль газа.
Машина врезалась в фасад дома, пробила его, сломала одну из пустых оконных рам, обрушила ветхие стены и в конце концов уперлась в печную трубу. Люк посидел с минуту, оглушенный, потом выбрался из кабины. Хватит. Конец.
— Как это здорово, когда есть тот, кто защитит всегда, — тихо пропел он, пробираясь через обломки старого дома. Остановился возле поломанной двери, оглянулся. — Кто будет верно, день за днем, тебе опорой и щитом. — Он полез в карман, вытащил помятую пачку сигарет и старенькую зажигалку, которая когда-то принадлежала одному старому-старому другу.
Люк зажег сигарету, глубоко затянулся и устремил взгляд на темный дом. А потом бросил зажигалку внутрь.
В глубине души он надеялся, что вспыхнет мгновенно. Но огонь вначале едва тлел, потом, словно спохватившись, побежал по следам разлитого бензина. Дом взорвался только тогда, когда Люк прошел уже почти полмили по дороге.
Он тогда пел уже третий куплет песенки, слова которой навек запечатлелись в памяти. Москиты не трогали, и солнце низко висело над горизонтом. Он уходил прочь от Коффинз-Гроув, чтобы больше никогда сюда не возвращаться.