Обида ударила ее в самое сердце. Нет, она не сумасшедшая. Они несправедливы. Но почему Всевышний не образумит их? Почему молчит?
— Ты жесток и зол! — исступленно закричала она, глядя в небо. — Да! Ты жесток! Дал мне счастье и тут же отнял его! За что покарал меня? За что?
Старики вскочили с мест. Никто еще не слышал, чтобы так разговаривали с тем, кто дарует жизнь и отнимает ее. С тем, кто создал мир и может в мгновенье ока уничтожить его. Опомнилась и Зарема, испугалась своих слов, закричала в отчаянье:
— О, прости, прости глупую женщину, всесильный. Молю тебя, простираю к тебе руки, дай мне последнюю радость — сына! Ты не смеешь отказать мне, Боже!
Пораженные горцы молча внимали ей. Эту женщину, что, стоя на коленях, умоляла Всевышнего смилостивиться, что клялась погибшему в верности, нельзя было презирать. Слушая эти страстные слова, старики отворачивались друг от друга, ибо открытую душу, кровоточащее сердце нельзя видеть без боли и стыда. Зарема вспомнила о них.
— Почтенные из почтенных, не дайте погибнуть роду Таймураза. Я прошу маленький клочок земли. Совсем крохотный. И я прокормлю сына. Я воспитаю из него горца. Настоящего джигита.
Батырбек настороженно смотрел на аульчан, которых невозможно было взять ни жалостью, ни мольбой. Они всегда оставались непреклонными и верными адату. Неужели эта опозоренная нашла ключ к их сердцу? Ишь как заставила всех умолкнуть, вызвала сострадание. Нет, следует напомнить им, кто они есть и как полагается вести себя в присутствии женщины, что забыла о своем месте.
— Эй, ты! — закричал он гневно. — Голос подаешь, а ведь ты женщина! Женщина!
— Разве я виновата, что я женщина? — повернулась к нему Зарема и умолкла. Когда она заговорила вновь, ее слова звучали так, будто Зарема рассуждала вслух. Она впервые так ясно поняла, что смутно звучало в ней уже многие месяцы. Она говорила шепотом, но слова ее прозвучали криком, и тот, кто слышал ее в тот день, навсегда уяснил, что самый сильный протест души вырывается шепотом. — Разве женщина — не человек? Разве у меня не два уха? Не два глаза? Не две руки? — она вытянула перед собой ладони, посмотрела на них, словно впервые увидела. — Разве у меня, как и у каждого из вас, нет головы? Разве мне не надо, как и вам, дышать, есть, пить воду, чтобы жить? И разве не все люди рождены женщиной? Вскормлены ею?! Почему же вы ненавидите женщин, так несправедливы к ним? Почему вы все так злы?!
Голос отказал ей, она уже не владела собой. Слова Заремы пронеслись над аулом и достигли неба.
— Я хочу знать свою вину! Почему мы страдаем?! Я жить не хочу! Видеть никого не хочу! Не нужна мне ваша земля! Не нужен ваш дом! Вы хотите сделать моего сына кавдасардом! Бесправным! Я возвращусь туда, куда отвез меня мой муж. Там в пещере и буду жить. И пусть никто из вас не показывается там! Никто! А когда подрастет мой сын, я расскажу ему все! Все! И он тоже отвернется от вас! Отвернется, как вы отвернулись от нас!..