Ты спрашиваешь о Фельдштейне. У него хорошая историческая библиотека. Он читающий и мыслящий человек, с некоторой остротой, воспитался на французских книгах, стихов не пишет, но ценить их, кажется, умеет. Я у него беру книги по истории христианства и по русской истории, у Рашели, с которой мы очень нежны, беру книги по литературе французской, у Юргиса, с которым я видаюсь очень часто, много книг норвежских, шведских и датских, есть также и английские. Тетя Саша мне также одолжает любопытные книги из сферы своих занятий. Книги по естествознанию я частию покупаю, частию уже имею запасы. Наконец, исторические книги и книги по искусству нахожу нередко у Скрябиной и у Цейтлиных, которые из каждого моего захода к ним устраивают праздник, ласковый и уютный.
«Французскую революцию» Олара мне, верно, достанет Фельдштейн, я сегодня завтракал у Гольдовских. Английские книги, что мог, выслал. Пошлю еще при первом нахождении их.
Твои мысли о большевиках и всем русском я читал с радостным торжеством. Мы опять буквально совпали. Я теперь много спокойнее и вижу во всем, что свершается, не только одни отрицательные черты. Я верю в преобразующую силу времени и в творческие способности русского народа. Три четверти безобразий суть лишь горькая, запоздавшая расплата за ужасы крепостного права. И если ужасны грабители снизу, грабители сверху имеют еще менее извинений. А грабители сверху, зажиточные люди, все еще не могут и не хотят понять, что это не только Пугачевщина, но и Революция, кроме того, которая еще идет и придет во всех грозовых светах и страхах.
Лик Земли должен быть пересоздан. Нельзя больше делить людей на светлых и темных. Всем должен быть обеспечен путь к Светлому. За диким упоением вещественностью и явностью придет новая эра совершенной духовной ясности и всеобъемной ценности для всех сынов человеческих.
У Киры после второй операции — ей вскрывали ногу, сломали ее и правильно составили — нога срослась, она начала ходить, пишет мне очаровательные письма и красивые стихи. Я надеюсь скоро с ней свидеться.
Нинике я пишу несколько слов. Прочти и запечатай. Мне грустно, но много написать не могу.
Катя моя милая, моя родная, любимая и близкая, я хочу тебя видеть, и мне так жаль, что я не помогаю тебе в твоих испытаниях. Ни я, ни ты, мы не предполагали, что расстанемся так надолго. С первой возможностью мы свидимся. Обнимаю тебя и шлю светлые мысли. Привет Леле. Твой К.
1918. 14 февраля. Сумерки. Москва
Катя родная, шлю тебе несколько строк. Сегодня в Политехническом музее вечер поэтов — чтение стихов и выбор публикой короля поэтов. Мне в сущности нравится мысль такого турнира, если б это было устроено благородно. Но благородство менее всего присутствует в текущих днях. Я отказался участвовать. Но все ж в сердце нашелся отзвук, и я написал «Венец» и «Птицы». Посылаю, первое — тебе, второе — Нинике.