Их мать не возражала против такого обычая, потому что он давал ей возможность обучить дочерей хорошим манерам, а к этой идее она относилась очень серьезно. После смерти отца мать стала еще более строгой, еще более убежденной, что следует воспитать дочерей настоящими аристократками. Тем не менее она не отказалась от практики совместных семейных трапез.
Обед оказался легким: хлеб, несколько сыров и два супа на выбор. Как уже стало для них привычным, они обедали молча. Мег хотелось заговорить. Ей так много нужно было сказать, спросить...
— Должно быть, у вас возникла масса вопросов, — тихо сказал Уилл. Он ничего не ел, сообразила она, только наблюдал за ней печальными глазами.
Она резко подняла голову, чтобы посмотреть ему в лицо, и судорожно сглотнула.
— Так и есть.
Он отодвинул в сторону свою тарелку.
— Мне следовало рассказать вам раньше, но я все не мог найти подходящий момент. Я должен рассказать вам всю эту историю с самого начала. — Она молча кивнула. — Боюсь, после этого вы возненавидите меня.
Съеденный обед внезапно показался камнем в ее желудке. Она не находила сил ответить, не могла ручаться, что не возненавидит его. Неужели можно любить кого-то и одновременно ненавидеть? Очень может быть, подумала Мег. Жизнь — штука противоречивая, и если бы потребовалось охарактеризовать те чувства, что теснились теперь в ее душе, эти два слова наверняка бы присутствовали.
Она тоже отодвинула в сторону тарелку.
Уилл тяжело вздохнул, видимо, смирившись.
— Давайте вернемся в гостиную.
— Хорошо, — сказала она; голос ее был так же слаб, как ее выдержка.
Уилл помог ей подняться из-за стола и проводил в гостиную. Она уселась в одно из голубых кресел, обойдя диван, потому что не хотела, чтобы Уилл сел рядом. Внезапно она поняла, что совсем не знает этого человека и, возможно, никогда не знала. Тот Уилл, которого она знала, был ей предан. Никогда ни на одну секунду она не усомнилась бы в его верности.
Прежде чем сесть, Уилл налил два бокала бренди и один протянул ей. Мег взяла его, но сразу поставила на маленький резной столик возле своего кресла, не отпив ни глотка.
Отхлебнув из бокала, Уилл начал говорить:
— После того как вы вместе с Сереной покинули Лондон восемь лет назад, я получил приказ выйти с военным флотом в море. Но в последний момент оказалось, что наш корабль требует ремонта и отплытие откладывается по меньшей мере на месяц. Вы уехали совсем недавно, но я уже тосковал по вам, Мег. Я не знал, увижу ли вас когда-нибудь снова, или же мне суждено погибнуть в море во время сражения. Или со временем вам встретится какой-нибудь другой мужчина, прежде чем я сочту себя достаточно обеспеченным, чтобы просить вашей руки. Я был подавлен из-за вашего отъезда и в отчаянии при мысли, что больше никогда вас не увижу. Стрэтфорд тоже был в отвратительном настроении, только его депрессия усугублялась глубоким чувством стыда, потому что вы уехали по его вине. Ведь Серена была опозорена, он нес ответственность за весь этот скандал. В нашем унынии мы стали друзьями. Я узнал, что, несмотря на то, что он сотворил, Стрэтфорд любит вашу сестру. Он испытывал такие неописуемые муки, сожалея о содеянном, что я делал все возможное, чтобы помочь ему. Мы начали разрабатывать план, как ему отправиться в Вест-Индию, где он смог бы вымолить прощение у вашей сестры и попросить ее руки. Но прежде чем он успел осуществить свой замысел, пришло известие, что Серена погибла в море.