Допрошенный, судя по протоколу, один-единственный раз, он категорически отверг все обвинения, устоял под пытками и никаких признаний не подписал. Держался исключительно стойко, хотя его «уличали» другие «польские террористы», в том числе видный деятель партии, ВЧК-ГПУ и Красной Армии Уншлихт, который, отказываясь от своих показаний в суде, сумел лишь вымолвить: «Я не смог перенести пытки».
Пилявский смог. Его судили без участия Ульриха — Никитенко, Горячев и Рутман.
Приговорили к расстрелу. Уничтожили в тот же день: 25 ноября 1937 года. По слухам, доходившим до семьи, назывались другие даты его гибели: все они ложны — «акт о приведении приговора в исполнение» сохранился…»
Я бесконечно благодарна Аркадию Иосифовичу Ваксбергу за то, что узнала всю правду, какой бы страшной она ни была.
Прошло довольно много времени, прежде чем я смогла написать Александру Александровичу Фадееву письмо с благодарностью за все, что он для меня сделал. Он все был в разъездах — то за границей, то по Союзу. В начале мая 1956 года я отнесла письмо к дверям его квартиры и опустила в ящик для газет, в обход секретаря.
Через несколько дней Александр Александрович позвонил. Мне показалось, что он взволнован. Помню, как дважды он повторил: «Спасибо тебе!» Я даже растерялась и стала убеждать его, что это мне надо его благодарить. А вдруг услышала: «Уж ты постарайся жить хорошо». И еще что-то в этом роде, а голос чуть срывался.
Я и подумать не могла тогда, какое это мучительное было для него время. Ведь очень мало кто знал, как он пытался спасать людей, глядя в страшные глаза «великого кормчего». Мне уже потом рассказывал адмирал Головко (он был женат на нашей актрисе Кире Ивановой), что он не знал человека отважнее Фадеева, наблюдая его в узком кругу «Самого». «Он становился белым, потом лиловым, пытаясь возражать, но что он мог поделать?» Это подлинные слова Арсения Григорьевича Головко, и я ему верю.
…В те дни часть нашего театра была на гастролях в Югославии, Ангелина Степанова тоже, а оставшиеся заканчивали сезон в Москве. С 15 мая предстояли гастроли в Запорожье и Днепропетровске.
13 мая мне позвонила Софа и сказала, чтобы я после студии пришла, так как Барыня зовет кое-кого из оставшихся в Москве. Должны были прийти Шверубович, Лев Книппер, Виталий Виленкин и, кажется, Павел Марков. Я забежала домой привести себя в порядок, и Соня сообщила: «Какая-то все звонит, но я забыла, кто».
Когда я пришла к Ольге Леонардовне, уже ужинали, и меня стали кормить, как мне показалось, как-то торопливо. Потом Софа, Вадим и Виленкин, позвав меня в комнату Софьи Ивановны, посадили на стул, и тут я услышала: «Сегодня скоропостижно скончался Фадеев».