— Это заметно. Ты выглядишь, как мокрая креветка, — нарочито грубо бросила она, не глядя на Гидеона.
— Я думал всю ночь… Я пришел к решению, Эмма. Оно касается нас обоих.
Она молчала.
— Эмма, умоляю, ответь мне что-нибудь. Неужели тебе совсем неинтересно то, что я скажу?
— Ничуть.
Эмма изо всех сил старалась не смотреть на него. Его голос по-прежнему завораживал ее. Что бы ни случилось, он навсегда останется для нее самым прекрасным, самым желанным из всех мужчин на свете. Сейчас он был так хорош, что ей приходилось сдерживать себя, чтобы не броситься ему на шею. Но неужели он забыл вчерашнюю пощечину? Почему он так спокоен? Или это наглость? Неужели он так уверен в себе?
— Махеалани спит, — заметил Гидеон. — Ты не хочешь передать ее мне? Я понесу ее на руках… Ты устала.
Эмма упрямо мотнула головой:
— Благодарю, мистер Кейн, но мне не нужны ни вы, ни ваша помощь. Поезжайте-ка вы своей дорогой, мистер Кейн, а то я за себя не ручаюсь.
Он помрачнел. Возлюбленная отталкивала его, не оставляя ни малейшей надежды.
Молчание становилось невыносимым. Они ехали рядом, не поднимая глаз. Только седла поскрипывали, да шпоры Гидеона издавали легкий серебряный звон.
Наконец, Гидеон не выдержал:
— Эмма, я решил, что…
— Ты опять? Что стоят твои запоздалые решения, Кейн? Решать нужно было раньше, а теперь — жизнь все решила за тебя.
— Хорошо. Не будем говорить о нас, Эмма, будем говорить о погоде или о ценах на бирже. Можно поболтать о кулинарии или о последней моде на шляпки, черт побери! Говори о чем угодно, Эмма, только не молчи! Я виноват, знаю, что искалечил твою судьбу, не должен был встречаться с тобой после семилетней разлуки, не должен был ничего обещать тебе. Поверь мне, я все понимаю, но не казни меня, не унижай меня больше. Хотя нет, я заслужил и унижение. Ты имеешь право на все, Эмма, но не отказывай мне в одном: выслушай меня! А потом… отвесь мне еще хоть сотню пощечин… Боже мой, разве это плата за то, что пришлось тебе вынести!
Эмма даже не повернула головы. Гидеон смешался.
— Какой чудесный ребенок… — Голос его дрожал. — Она приходится тете Лео внучкой?
Гидеон действительно по-отцовски залюбовался спящей девочкой. Если бы она была его дочерью, его и Эммы, как бы он любил и баловал ее.
— Н-нет, — нехотя протянула Эмма. — Махеалани — моя сестра.
— Сестра? Но ведь ей на вид всего шесть-семь лет, не больше. Твоя мать была так тяжело больна тогда…
— Да, это многих удивляет. Тем не менее это так. Девочка воспитывалась в семье моей кузины Анелы. Мама уже не могла ухаживать за ней, не могла защитить ее от… ты понимаешь…