Боже, что с ней происходит!
Гидеон целовал ее в ямочку между ключицами, он зарывался лицом в ее пышные волосы, шелковистой волной спадавшие ей на спину. («Какое счастье, что я успела расплести эти дурацкие косички!» — радовалась Эмма.) Ее тело искало его тела, не желая больше признавать никаких преград…
— Боже мой, где моя гордость? Ведь это же грех! Безумие! — Эмма резко отстранилась. — Гидеон, мы должны расстаться сейчас же, немедленно!
— Да я скорее позволю зарыть себя на шесть футов в землю! Я же люблю тебя!
— О, дорогой мой! И я люблю и хочу тебя — ты теперь это знаешь. Люблю всем сердцем и всей душой. Но я не могу лгать, не хочу никаких тайных встреч, не хочу сплетен, грязи, позора, не хочу превращать нашу жизнь в цепь бесконечной лжи. — «Боже мой, что я делаю, ведь он — муж Джулии. Чужой муж…»
До него наконец дошли ее слова. Он отступил на шаг, сжав кулаки.
— Ты права.
Он не смотрел на Эмму. Он не хотел, чтобы она видела его слезы.
— Эмма…
— Да, Гидеон?
— Уходи.
Какое-то мгновение — и девушка растворилась в ночной тишине.
Ее уже не было рядом с ним, а Гидеон все повторял, вцепившись пальцами в спинку садовой скамьи:
— Уходи и не оборачивайся, Эмма, иначе я больше никогда не отпущу тебя, уходи скорей, иначе не ручаюсь за себя, Эмма…
Большая ночная мышь низко пролетела мимо него, коснувшись щеки мягким, бесшумным крылом.
Очнувшись, Гидеон нечаянно глянул себе под ноги.
Белые костяные шпильки, выпавшие из волос любимой, поблескивали в траве. Он машинально собрал их и сунул в карман жилета.
Сердце было в тисках боли и отчаяния. «Эмма! О Эмма!» Он готов был пронзить свое сердце шпилькой, лишь бы унять эту щемящую, невыносимую боль.
— Это ты, Моо?
Дядюшка Кимо незаметно подошел и положил руку ему на плечо.
— Что ж ты так рано покинул праздничный стол, дядюшка Кимо?
Кимо пожал плечами:
— Что мне тебе сказать, Моо? Может быть, ты сам мне расскажешь что-нибудь?
— Нет, дядя Кимо. Мне нечего тебе рассказывать. Женщина ушла, мужчина остался. Вот и все. Теперь я пойду к гостям.
— Ты нехорошо говоришь и дурно поступаешь, Моо. Разве этому тебя учили в Бостоне? Разве этому учил тебя отец? Оставить жену одну сразу после свадьбы, чтобы побежать за первой юбкой…
— Ты ничего не понял, Кимо! Я любил ее целых семь лет! Я прошел с ее именем всю войну! Я и сейчас готов умереть за нее!
— Разве ты знал мою племянницу до отъезда в Бостон?
— Мы встретились случайно в бухте у скал-Близнецов и полюбили друг друга… А потом я уехал в Бостон, она осталась с больной матерью.
— Почему же ты не женился на ней, если любишь? Разве ты не понимаешь, что эти встречи могут опозорить ее?