Гидеон боялся расспрашивать дальше. Вот, оказывается, почему она всегда избегала его расспросов о ее отце!
— Что за странное имя, Джек Джордан? Похоже на кличку… Оно означает — погоди-ка! — оно означает «господин самому себе» или «закон в законе» Что-то в этом роде.
— А что ты хочешь, Моо… Он ведь каторжник — там все такие…
— Каторжник?
— Да, Моо, беглый каторжник.
— Почему же его до сих пор не арестовали?
— Он чуткий и осторожный, как мангуст. Его никак не могут выследить, он прячется в таких чащобах, куда лет сто никто не забредал.
— Но ведь живет-то он у себя дома, выпивку покупает там же, где и все, его часто видят пастухи…
— Его боятся, Моо. Презирают, ненавидят и боятся. Такой тип на все пойдет, если его тронуть. Змея ужалит, если ей наступить на хвост. Так что, связываться с ним ни у кого нет особой охоты.
Гидеон в задумчивости чертил прутиком на пыльной земле какой-то замысловатый узор. Потом он повертел прут в загорелых пальцах, сломал его и резко отбросил в сторону.
— Отправлюсь-ка я завтра с утра посмотреть на это местечко…
Кимо Пакеле внимательно оглядел Гидеона с головы до ног и как-то странно усмехнулся.
— Раз решил идти — иди. Но будь осторожен!
— И это все?
— Пока… Смотри, Лукс возвращается в лагерь. Сейчас твоя очередь дежурить, Гидеон, а ты так и не выспался как следует.
Это были часы его дежурства. Гидеон вглядывался в неясные очертания холмов, освещенных лунным светом.
Интересно, что это за желтые искры там, у подножия? Возможно, какой-то запоздалый путник остановился на ночлег и разжег костер, не успев добраться до Вайми. Или это заплутавшие туристы, держащие путь к мадам Пеле? Но не слишком ли большой огонь? Или это ветер раздувает так языки пламени? Надо бы посмотреть, что там такое, вдруг это начало пожара? Предупредив Рамона, он вскочил на Акамаи.
Участок Джорданов был объят пламенем.
Определив направление ветра и прикинув, куда примерно может перекинуться огонь, Гидеон, первым заметивший пожар, помчался в направлении зарева.
Приблизительно четверть мили отделяла его от пожарища, в самом центре которого находилась лачуга Эммы Уоллес.
* * *
— Эмма-а! — кричал Гидеон, приподнявшись на стременах.
Жар обжигал ему лицо.
Место, где недавно стояла хижина, почти полностью прогорело.
— Эм-ма-а! — звал он, безо всякой надежды вглядываясь в рыжую пелену дыма и пыли, застилавшую все вокруг.
— Сюда, Гидеон! Я здесь.
Она стояла по колено в воде на краю болота, заросшего тростником и таро. Их высокие стебли укрывали ее почти до самых плеч.
Он увидел ее глаза, широко раскрытые, такие испуганные… В них метались отсветы пожара. Сердце Гидеона сжалось от боли.