— Я не об отце говорю! — прервала она меня. — Ты равнодушна ко мне, к моим страданиям!
— Не понимаю. Что я такого сказала?
— Ничего, и именно в этом все дело! Я рассказываю тебе о своих проблемах, а ты шуточки шутишь.
— Но ты же говорила о диабете отца! — я несколько повысила голос.
— И ты считаешь, что это не проблема? Проблема! Огромная! Стоит мне подумать, что у тебя и Ирека когда-нибудь может начаться диабет… Я спать не могу по ночам. Но ты этого не понимаешь, ты не знаешь, что может чувствовать любящая мать. И никогда знать не будешь. Потому что у тебя вместо сердца камень, полный цинизма, иронии и равнодушия!
В нормальном состоянии я обычно отодвигаю трубку на безопасное расстояние и спокойно жду. Но только не в этот раз. Я не собираюсь становиться мишенью для собственной матери. Я шарахнула аппаратом о стену. И правильно сделала. На кой мне телефон? Зачем телефон одинокой женщине, у которой даже нет денег на его оплату?
* * *
— Замечательно. — Эва развела руками. — Придется переписывать объявления. Мы же в них дали твой номер.
— Можно привезти аппарат от тебя, а по пути заглянем…
— Никуда заглядывать не будем, потому что у нас нет на это денег!
— Даже на маленькую-маленькую?
Маленькая-маленькая — это половина большой и стоит половину, а не две трети. Отпускают только знакомые бармены.
— Даже. Шутки в сторону. За дверью стоит жестокая реальность, и нам придется противостоять ей. Причем на трезвую голову.
— Раз так, я из дома не выйду, — пригрозила я.
— Малина, мне тоже тяжело. — Эва села на краешек дивана и понурила голову.
— Из-за хахаля? Ну конечно. Ты всегда только о хахалях и думаешь!
— Не называй его так! Он никакой не хахаль, он — Томек.
— Ладно, пусть будет так.
— И даже больше, — продолжала она, — он настоящий супер-Томек. А я отказалась от него.
— Надеюсь, ты не скажешь, что из-за гадания?
— Из-за гадания. Я испугалась обещанных слез и измены.
— Но мы же обе знаем, что имелась в виду Иола.
— Сейчас да, а тогда? Твоя бабушка говорила о шатенке.
— А у тебя волосы черные.
— На солнце они отливают каштановым. И я тогда подумала: раз речь идет о шатенке, то измена и слезы ждут меня летом, потому что летом, при ярком солнце, я становлюсь темной шатенкой. И я порвала с ним.
— Когда?
— Десятого июля. Мы провели вместе десять чудесных дней, которых я никогда не забуду.
— И о которых я ничего не знала, — многозначительно глянула я на Эву. — Я начинаю сомневаться, действительно ли мы подруги.
— Нет, я этого не выдержу.
Эва вскочила и выбежала на кухню.
Я плюхнулась на диван, даже пружины взвыли. Да пусть все к черту развалится! Мне-то что до этого. Я плюхнулась еще раз.