— Одевайтесь, — сказала я, — и поговорим.
Я поставила чай и слышала какой-то шепот, по-видимому они вырабатывали совместную версию для объяснения, хотя в подобной ситуации объяснения бессмысленны. А я, как типичная молодая советская женщина и учительница, вместо того чтобы просто уйти из дома, жаждала объяснения.
Мы сели за стол, я разлила чай и даже выставила коробку с хорошими шоколадными конфетами.
Первое, что сказала моя подруга, было:
— Хорошие конфеты, свежие.
— А как мой муж? — спросила я.
— Да так себе, — ответила подруга. — Один раз можно, но замуж я за него не пошла бы.
Милёхин посмотрел на нее, закурил, по-видимому подруга говорила совсем не то, о чем они договорились.
— Вы решайте, — сказал Милёхин, — а я пошел на работу.
Мы остались вдвоем.
— Будешь устраивать в школе скандал? — спросила подруга.
— Нет, конечно, — ответила я.
— И правильно, — сказала подруга.
— Только ответь мне на один вопрос, — попросила я. — Кто был инициатором — ты или он?
— Он, конечно, — ответила подруга. — Я же ленивая, ты знаешь. Он мне переспать предложил еще на твоем дне рождения.
— Значит, ты с ним спишь уже полгода?
— Нет, третий раз. Я же, как и ты, с матерью живу. Я ему говорила: сними квартиру. А он — денег нет. Да и не роман это, а так, глупость и голая физиология.
То, что голая, я в этом убедилась несколько минут назад. Милёхин в этот же вечер собрал свои вещи и переехал к своей матери. До сих пор они так и живут — в такой же двухкомнатной квартире, в такой же панельной «хрущобе». Я не подавала на алименты, некоторое время Милёхин приносил деньги, ровно четвертую часть своей зарплаты младшего научного сотрудника, но уже больше двух лет не появляется, звонил только на день рождения Анюты. Говорят, что стал пить, из своего научно-исследовательского института он то ли сам ушел, то ли его выгнали. Я о нем вспоминала редко.
Впереди был еще целый вечер, можно было сходить к Римме. Но я не пошла не потому, что боялась, а потому, что не была уверена, что, открыв эту железную махину, смогу ее закрыть.
В этот вечер я переговорила со всеми подругами и знакомыми, кому собиралась позвонить неделями.
Утром я проснулась в привычное время, надела спортивный костюм, положила револьвер в косметичку, пробежала по привычному маршруту, приняла душ, и, когда раздался звонок в дверь, я была готова. В глазок рассмотрела своего телохранителя и вышла из квартиры.
Я на «мерседесе» и Семен Петрович на своей черной «Волге» подъехали одновременно.
— Подождем адмирала, — сказал Семен Петрович.
Адмирал приехал на «Волге» первой модели с никелированным оленем на радиаторе. Он вышел из машины, ткнул носком ярко начищенного ботинка по баллонам и направился к нам. В белой рубашке с адмиральскими погонами, белых брюках он был по-прежнему стройным, только подсох и поседел. Но на такого седого загорелого, с мощными плечами, наверное, все еще обращали внимание женщины. Я его не видела почти двадцать лет.