Профессор Мориарти. Собака д’Эрбервиллей (Ньюман) - страница 197

— Улавливаю сильные эманации, — с сияющим видом провозгласил преподобный Дун. — И ощущаю присутствие. Нематериальное. Сущность вполне дружелюбна. Кто-нибудь слышит меня на астральном уровне?

Меня пока больше волновали присутствия материальные.

Раздался пронзительный свисток, и специальный поезд, дымя, отъехал от платформы. Интересно, куда он направляется, это же конечная станция? Видимо, сделает круг и укатит обратно в Лондон. Про обратное путешествие пока никто и словом не обмолвился.

Машинист спешил убраться из Фэл-Вэйла, не задержался даже ради чашки чая и куска пирога. Видимо, он больше моего знает об этих краях и вовсе не горит желанием здесь оставаться. Многих умных людей напугал бы подобный знак, я же лишь почувствовал знакомое возбуждение.

На меня снизошла кристальная ясность. Я различал каждую капельку тумана, повисшую в ночном воздухе, слышал каждый шорох и чуял опасность. Она вызывала тошнотворно-влекущее желание, ту смесь ненависти и любви, какие обычно пробуждает в наркомане трубка опиума, а в пьянице — бутылка. Теперь я готов это признать. Я живу полной жизнью, лишь когда чувствую близость смерти!

Беркинс уехал, но, насколько я видел, гречанка на поезд так и не села.

Мориарти вышагивал по платформе, высоко подняв голову. Полы его пальто развевались, словно крылья летучей мыши. Интересно, когда он посвятит меня в свои планы, да и вообще, посвятит ли? На собственном опыте я знал: профессор обычно догадывается, что происходит, но весьма редко полагает целесообразным сообщить о своих догадках мне. Просто в нужный момент говорит, в кого стрелять.

Станция Фэл-Вэйл оказалась весьма захолустной. В зале ожидания лежали свежие газеты и приветливо горел камин… но дверь была заперта. На улице становилось всё холоднее. Имелась ещё небольшая чайная, её открытую дверь кто-то даже услужливо подпёр кирпичом, однако внутри царил холод и мрак. Я потрогал большой чайник — совершенно ледяной. На витрине красовались мумифицированные пирожные и сэндвичи, со следами чьих-то зубов и вперемежку с мышиным помётом.

— Славно же нас встречают, — пожаловался я. — А я-то рассчитывал на знаменитый корнуоллский чай со сливками.

— Эдод нобер у ваз не бройдед, — передразнил Лукас Беркинса.

Пастор разгуливал по платформе, выискивая следы потусторонних сил. Каблуки его ботинок громко цокали по каменным плитам.

От основных путей отделялась небольшая железнодорожная ветка. Она исчезала в туннеле, уходящем вглубь холма. На платформе размещалось большое колесо, при помощи которого можно было направлять туда поезда. Я внимательно просмотрел перед отъездом справочник Брэдшоу, но там ничего подобного не упоминалось. Возможно, ветка ведёт к оловянному руднику, глиняному карьеру или небольшой пристани. За холмами ведь раскинулся берег залива. Мне пришли на ум контрабандисты и кораблекрушения. Странно, обычно Брэдшоу весьма скрупулёзен. Рельсы блестели, их поддерживали в превосходном рабочем состоянии, значит туннелем часто пользуются.