Сделав глоток пива, я проводил скутер взглядом и медленно повернул голову.
Черт! Передо мной сидел таймстебль Воронцов и с неподдельным недоумением рассматривал меня. Будто первый раз видел. Легок на помине! О волке обмолвка, и он тут как тут… Или это поговорка другого народа? У русских, кажется, по-иному: не поминай лихо, пока оно тихо… На вселенское лихо Воронцов не тянул, но волк он был первостатейный. Тот ещё.
– Здр-драсте! – процедил я и по-волчьи оскалился. Чтоб, значит, соответствовать собеседнику. – Только вас и ждали-с! Не желаете ли присоединиться к трапезе? Щаз я пивка Оганезу закажу…
– Не ерничайте, Егор, вам не идет, – поморщился таймстебль и внезапно ткнул мне в щеку пальцем.
– Это еще что?! – отпрянув, возмутился я.
– Сидеть! – гаркнул Воронцов, и я невольно подчинился.
Он потыкал мне в щеку холодным, склизким, будто жабьим, пальцем и неопределенно хмыкнул.
– Не ожидал…
Явытер щеку салфеткой, и в этот раз мне не пришлось имитировать брезгливость. Сама проявилась.
– Чего не ожидал?
– В аэропорту я подумал о стекловолокнистом белье, но, оказывается, это было начало хроноадаптации. Редкое явление. Слышать слышал, но вижу впервые.
– Что еще за хроноадаптация? – хмуро поинтересовался я. Ощущение слизи на щеке не проходило – я взял чистую салфетку и снова потер щеку.
Воронцов подозрительно посмотрел на меня.
– Действительно ничего не слышали о хроноадаптации? – вкрадчиво поинтересовался он.
– Хроноадаптация, хроноаберрация… Мало ли какие термины существуют в хронофизике? Я практик, а не теоретик. Мое дело – не преступать законы службы стабилизации.
Сказал инертно, без подтекста. В хроноадаптацию я не верил: скорее всего, это штучки набирающего силу Сатаны. Но таймстебль Воронцов почему-то решил, что я отпустил шпильку в его адрес, и скривил губы.
– Первый раз слышу, что пиллиджер не нарушает законы.
– Да, не нарушаю, – отрезал я и непримиримо посмотрел ему в глаза. Темные, мутные, с белесой слизью в уголках век. – По закону улицу переходят на зеленый свет, а на красный свет переходить запрещено. Я же перехожу улицу, когда на ней нет машин.
– Он еще и философ… – фыркнул Воронцов, но взгляд отвел.
– Так что такое хроноадаптация? – переспросил я.
– А вы за собой ничего не замечаете? – удивился таймстебль, и ехидная улыбка вновь заиграла на его губах. Мерзкие все-таки созданья, постанты… Неужели и обезьяны были такого же мнения о первых людях, как я о постантах?
– Что я должен замечать?
Воронцов довольно хихикнул. Гаденько у него получилось: будто жаба квакнула, и слюна брызнула.