Пожалуй, все, что было ценного в этой квартире — это хозяйский ноутбук да поношенный костюм, висевший на дверце старого серванта.
Кстати, из всей мебели в комнате и были только этот самый сервант, расшатанный диван да два стула, на которые было страшно садиться. Ни шкафа, ни стола в комнате не было.
— Садись, — во весь рот улыбнулся мне Эдик и великодушно указал на диван.
— Миленько, — покривила душой я. Мне нечего было больше сказать.
— Не обращай внимания, — засуетился вдруг он и заявил неожиданно гордо, указав на баулы, — это — товар!
— Аааа! — протянула я и стала стягивать кофточку. В душ решила не идти. Побоялась, что не перенесу вида душевой.
Секс с ним был совершенно обычный, такой, как сотни других моих сексов. Он вяло погладил меня по груди, шлепнул по бедру, отчего я, очевидно, должна была возбудиться, суетливо подергался сверху, пискнул, затих и откатился.
Чутьем я поняла: больше ему и не нужно.
Мы лежали рядом, и я вяло решала: сбежать уже сейчас или полежать с ним остаток оплаченного часа.
— Жениться хочу! — сказал он вдруг. Прозвучало это как-то истерически.
— Женись, — спокойно ответила я и потянулась за сигаретой и пепельницей, попутно рассматривая кандидата в чьи-то мужья.
Он посмотрел на меня с укоризной, будто я совсем не в себе.
— Ну ты че! Где она, а где я?
Да вот уж, действительно. Судя по виду комнаты, в которой он жил, свадьба была страшно далека.
— А где ты? — спросила я скорее для того, чтоб поддержать разговор.
— Ну вот смотри, — начал он монолог, и я поняла, что это надолго, — я приехал из жопы мира… Родился в Гюмри, оттуда уехал в Самару, и вот второй год как в Питере. Это, конечно, шаг.
— Шаг, — согласилась я, и еще раз осмотрела комнатушку, — так а что она-то? Замуж не идет?
— Не идет, — грустно согласился он, — но она передумает!
И вдруг, почти без паузы, мечтательно:
— Она знаешь какая! Красивая! Педагогический закончила, преподает, курсы еще ведет, английского…
— И что, ты тоже английский знаешь? — спросила я скорее для проформы.
— Ну не, ты че, — как-то даже возмутился он, — русский до конца б выучить… У нее квартира большая, прямо на Невском, представляешь?
Закурил, задумался.
— Ну ничего! Я еще раскручусь! У меня, знаешь, жилка есть!
— А чем занимаешься-то? — заинтересованно спросила я. Комнатушка никак не вязалась с жилкой.
— Бизнесом! — гордо сказал он и многозначительно показал глазами на баулы.
— И что в них?
— Сумки! — он подскочил с кровати, подтянул баул и развязал его. — Смотри!
Это был какой-то сумкотрэш. Розовые дольчегабаны с расползающимися нитками в строчках, пахнущие затхлым дермантином красно-желтые шанели с пошарпанными позолоченными цепочками и совсем уж безумные луивитоны со стекляшками, которым Эдик польстил, гордо назвав их «стразами этого, как его, Варовского».