— Вероника! — прорезал пространство Катькиной комнаты страдальческий вопль Александры Васильевны. — Ты почему так долго? Иди ко мне, дочь…
Вероника, успев погрозить Катьке пальцем, тут же выскочила за дверь и легко побежала по коридору на материнский зов, оставив подругу хмурить в задумчивости покрытый коричневыми веснушками лоб. «Половина второго, Синий бульвар, памятник Гоголю, каменная скамейка справа…» — тихо повторила про себя Катерина и даже кивнула для верности — обязательно, мол, надо прогуляться завтра на этот самый Синий бульвар… Проходя по коридору мимо соседской комнаты, она, как обычно, остановилась под дверью, чтобы послушать поднадоевший, в общем, за все это время каждодневной одинаковостью диалог матери с дочерью, и в который уже раз тихо удивилась необыкновенной материнской настырности Александры Васильевны по страстному истребованию обязательной порции дочернего внимания. Как говорится, положен человеку чай с сахаром — отдай и не греши даже… И почему ей не надоедает повторять одно и то же каждый раз? Прям как маньячка какая, сто раз успеет про свое это дурацкое проникновение «из души в душу» проталдычить. Просто слушать уже невозможно. И как Вероника все это сносит, бедная?
— …Какое тебе дело, что у меня сейчас болит? — капризно и громко вопрошала Александра Васильевна. — Что ты меня об этом спрашиваешь? Тебе ведь нет до матери, по сути, никакого дела… Приходишь один раз в день, чтобы отвязаться от меня, и все! Никогда не поговоришь со мной по душам, не посоветуешься ни о чем… Как будто я и не мать тебе! А с этой рыжей лахудрой все время о чем-то шепчешься, я же вижу!
— Мам, ну зачем ты эту сырокопченую колбасу ела? Тебе же нельзя! У тебя желудок больной…
— А что, что мне в этой жизни можно, Вероника? Мне уже ничего нельзя! Если уж родная дочь бросает одну погибать…
— Я тебя не бросила, мама. И не брошу никогда, ты же знаешь. Ну, давай не будем друг на друга сердиться, пожалуйста! Я так сегодня на работе устала, сил нет…
— А от чего ты устала? Что у тебя на работе? Неприятности, да? Какие? Расскажи мне!
— Ой, мам, ну просто устала, и все…
— Нет, это и впрямь невозможно! Тебе абсолютно на мать наплевать, Вероника! Как это тяжело осознавать, как невыносимо…
Катька вздохнула тяжело и, пожалев в который уже раз Веронику, пошла на кухню — пора было садиться за скромный холостяцкий ужин. Вскоре туда же приплелась и Вероника, плюхнулась устало на кухонный стул, откинула на высокую его спинку кудрявую голову.
— Верк…
— М-м-м…
— Водки хочешь?
— Не-а… Спать хочу смертельно…