Присмотримся к введению. Его-то Алексиевич всецело написала сама. Здесь она – несомненно – автор. Вот с какого многозначительного эпиграфа она подступается к теме: «Жертва и палач одинаково отвратительны, и урок лагеря в том, что это братство в падении». После этих разящих слов введение (оно называется «Записки соучастника», что призвано всячески символизировать) можно и пропустить – ничего интонационно нового там не прозвучит. Но мы с фонарём ищем Алексиевич-творца и не убоимся надвигающихся трудностей. Вначале, набравшись духу, прочитать 480 страниц свидетельств – пугающе-подлинных. А потом взять в руки карандаш, чтобы ставить на полях авторского текста знаки вопроса.
«За семьдесят с лишним лет в лаборатории марксизма-ленинизма вывели отдельный человеческий тип – homo soveticus».
Полноте, Светлана Александровна. Неужели всего 70? Почему тогда у вас дальше столько рассуждений о русском культе страдания, о порочности всей русской – военной – истории?
«Мы полны ненависти и предрассудков».
Вы так думаете? Но ведь это не следует из рассказов, которые вы отобрали. В них – бездны отчаяния, горные хребты сожаления и страдания… но пренебрежимо мало предрассудков и ненависти. Даже в этих заходящихся в крике текстах люди больше говорят о примирении.
«Это был социализм, и это была просто наша жизнь. Тогда мы мало о ней говорили».
Судя по собранным вами же рассказам – это не так. Говорили много.
«В девяностые… да, мы были счастливыми».
В вашей книге многие говорят, что в 90-е они были самыми несчастными.
«Человек хочет просто жить, без великой идеи. Такого никогда не было в русской жизни, этого не знала и русская литература…»
Судя по собранным вами же рассказам, многие люди и сейчас не хотят жить без великой идеи. И зачем тогда вы сами через пару страниц пишете о «сегодняшних студентах», которые «радикально настроены, мечтают о своей революции»?
«У тех, кто родился в СССР, и тех, кто родился не в СССР, нет общего опыта. Они – люди с разных планет».
В интервью в конце книги вы говорите иное: «Кто-то из детства что-то запомнил и учился у людей, которые жили при социализме, и по учебникам, которые писали люди из социализма. Социализм ещё во всех нас, он везде, им всё нашпиговано».
«Многие встретили правду как врага. И свободу тоже… Больше было тех, кого свобода раздражала: «Я купил три газеты, и в каждой своя правда? Где же настоящая правда? Раньше прочитаешь утром газету «Правда» – и всё знаешь».
Раздражала людей не свобода, а понимание, что где-то их обманывают, непонимание – где. Неспособность отделить право на правду от свободы вранья – коренной порок публициста.