«Если я начинала разговор о покаянии, в ответ слышала: «За что я должен каяться?»
Каждый чувствовал себя жертвой, но не соучастником…» Да, тут вам стоит просто смириться с тем, что вы, чувствующая себя соучастницей, – в меньшинстве. Как раз покаяние и подразумевает смирение.
«Возрождаются старомодные идеи: о великой империи, о «железной руке», «об особом русском пути». Вернули советский гимн, есть комсомол, только он называется «Наши», есть партия власти, копирующая коммунистическую партию… Вместо марксизма-ленинизма – православие…»
Музыка Александрова не делает гимн «советским»; люди, принимающие решения, об особом русском пути помалкивают; «Наши» – не комсомол; партия власти по своим жизненным предпочтениям далека от КПСС. А чем не угодило вам православие? И, кстати, почему вы, белорусский прозаик (ведь это потрудились обозначить даже на обложке!), настолько озабочены происходящим в соседней стране? Вам мало собственно белорусского казуса?
Писательница сетует, что правда не в почёте, что «лучшая защита, как нам представляется, – составить кубики не из событий прошлого даже, а из наших мифов». Но беда в том, что книга Светланы Алексиевич – удручающий образец того, как человек, даже выслушав и записав многоголосую правду, не в состоянии её осмыслить. Если человеческая правда настолько вопиюще разная… если писательница-интеллектуалка не способна избежать неправды и взаимоисключающих формулировок в пределах даже не одной книги, а пары страниц… можно ли строго судить тех, кто ищет спасения в мифах? В конце концов в них тоже есть какая-то правда.
Эта книга номинирована на Нобелевскую премию по литературе. Свидетельства людские и правда внушают трепет. Но ведь их не читают. Или, что ещё хуже, читают так, как прочёл шведский журналист, восторгающийся «белорусским документальным поэтом Светланой Алексиевич»: «Люди говорят с тоской в душе о старом времени, о ночных разговорах на кухнях, когда все обсуждали Пушкина и Пастернака. И они, кажется, ничуть не удивлены тем, что эти утончённые разговоры не оставили более существенных следов в русском обществе, которое, пользуясь их же словами, практически за ночь смогло превратиться в вульгарное и жадное гнездо торгашей… Как можно вспоминать «счастливую жизнь» и не помнить произвола, убийств, пустых магазинов, бесконечных очередей, пустой риторики и динозавров в президиумах?» Удивлены. Помним. Об этом люди и рассказывают, оттого-то им так плохо... Швед Пер Свенссон прочёл (пролистал?) книгу Светланы Алексиевич. И ничего не понял. Правда, даже кричащая, осталась пустым звуком. А вот за «художественное оформление» могут дать Нобелевку.