— Небось всю ночь не спал? — спрашивает весело сосед. — Ничего! Тот не герой, кто сна не борол! — кладет мне руку на плечо Симон. — Смотри веселей! А то… не цветешь, не вянешь. Что за жизнь? И над книжками, вроде батьки, не сохни. Пустограйство это! Мужи ученые— мозги копченые!..
Дорога в лес, видно от нетерпения, показалась мне долгой. Поля в эту пору особенно красивые, ярко запустились озимые. Яровые уже поднялись в рост, и вот–вот сквозь «трубочки» прострелится светло–зеленый, пушистый, похожий на гусеничку колосок. Над лиловыми парами плывет легкое марево. День с утра распогодился, уплыли с бирюзового неба ночные тучи, воздух, чистый и ясный, точно вымытый. Почти над головой, в синеве, взвился ястреб, он едва трепещет острыми крыльями, высматривает сверху добычу. Вот оп на мгновенье замер в неподвижности и камнем падает в озимь. Высмотрел полевку или другую добычу; широко раскрыв крылья, так что закругленные на концах перья просвечивают, он тяжело и боком взмывает снова в высоту, черное зловещее пятно в легком и прозрачном небе.
У Симона, замечаю я, как и у отца, нож привязан к краю кармана кожаным сшивальником. Симон зачем‑то достает нож. Неужели высмотрел палку для стана?
Над каким‑то овражком низко, почти у самой земли, раскинула шатер свой верба. Симон срезает прут для меня. Я тут же принимаюсь размахивать им, как саблей. Налево, направо от меня падают буржуи, которые замаскировались то под чертополох с розовато–лиловыми бутонами, то под податливую, с зеленой кровушкой, лебеду. Я выкрикиваю что‑то победоносное, и сабля моя рубит, крошит без промаха врагов. Симон на ходу строгает своим ножиком прутик. Моим врагам повезло! Им внезапно дарована жизнь. Я покидаю их, догоняю Симона. Мне интересно, что он делает. «А ты не догадываешься?»
Еще бы не догадаться — он делает свисток! Вот это да! Лучше раз посмотреть, чем сто раз услышать. Андрейка — тот тоже только умеет объяснять. А взялся делать — не получилось. И у отца не получилось.
И вдруг такая удача привалила: я могу видеть, как делается свисток! Я смотрю во все глаза. Вот Симон делает косой срез мундштука; затем — кольцевой надрез коры; следует постукивание колодочкой ножа по коре и стягивание ее «чулком»; вырезается прямоугольное углубление на обнаженной части, производится прямой срез сверху мундштука…
И все? Это же самое и я тысячу раз проделывал! Вся технология производства, так сказать, мне давно известна, и никаких тайн я не выведал. Так почему же не свистят мои свистки?
А Симон между тем тщательно облизнул для плотности белое и нежное — обнаженное — тело палочки, вернул на место зеленую рубашку с дырочкой — и подул.