Музыканта я встретил в сорок втором году после боев под Москвою.
Я отметила, что он сказал «бои под Москвою», а не помпезное «битва за Москву».
— Я был ранен в ногу и после госпиталя, еще на костылях, зашел в коммерческий ресторан. Он сразу во мне почувствовал мента, хотя я был в армейской форме. Я тоже сразу определяю человека, который сидел в тюрьме. Я выстрелил первым.
— Стрелять надо было обязательно? — спросила я. — Он первым вытащил оружие?
— Так бывает только в американских фильмах о ковбоях. В жизни выигрывает тот, кто стреляет первым и без предупреждения.
— Вы его пытались задержать, чтобы был суд?
— Я был на костылях и не смог бы его задержать. Я не мог рисковать. Но когда обыскали труп Музыканта, оружия не нашли. В ресторан он пришел без пистолета. Возможно, его прикрывала охрана с оружием, но они не рискнули или не успели расправиться со мной: милицейский патруль оказался рядом с рестораном.
— Значит, вы убили безоружного человека? Вы никогда не пытались представить, что чувствовал в те последние секунды человек, понимая, что его расстреливают и он не может обороняться?
— Я думаю, он чувствовал то же самое, что и десятки других, которых он лично убил, — ужас и полную беспомощность. Кстати, он убивал не только тех, кого грабил, но и всех возможных свидетелей, даже детей. Поэтому от этого убийства — а это можно квалифицировать и так — я не испытывал ничего, кроме облегчения, что я закончил работу, которая долго не получалась, но которую все равно надо было выполнить.
— Но ведь вы могли ошибиться, тот человек мог быть просто похож на Музыканта?
— Я не мог ошибиться.
— А почему его звали Музыкантом? Он хорошо играл на каком-нибудь инструменте?
— Когда он был начинающим бандитом, обрез ружья он носил в скрипичном футляре.
Пират налил кофе мне и себе. У него в кабинете стоял японский кофейник. Как только температура воды опускалась ниже семидесяти градусов, кофейник автоматически включался и доводил воду до кипения. Наверное, Пират мог и не рассказывать, что он выстрелил в безоружного человека. Почему он так откровенен?
— Как вы относитесь к собакам? — вдруг спросил Пират.
— Я люблю собак.
— У вас были собаки?
— Да.
— Бенц, — сказал Пират, и я сразу услышала легкий стук когтей по паркету. В кабинет вошел огромный кобель немецкой овчарки, серый с темными подпалинами. Он прошел мимо меня и лег возле кресла Пирата, не спуская с меня неподвижных, почти желтых глаз. Я знала собак почти с человеческим цветом глаз, среди них были даже голубоглазые, но у этого кобеля был цвет глаз зверя. В его взгляде были спокойствие и сила.