Далее следовала запись, датированная 23 сентября того же года: «Сегодня нам сообщили о голландском судне водоизмещением 300 или 400 тонн, на котором все члены команды умерли от чумы, а само судно выбросило на берег в Готтенбурге».
После этого Пипс не упоминал об этой болезни вплоть до 30 апреля 1665 года. Он писал о великом страхе перед этой болезнью, охватившей Лондон, и о том, что несколько домов уже закрыты, а жители их бежали. Глава заканчивалась словами: «Господь, спаси нас всех и сохрани!»
А потом началось: глава за главой, одна страшнее другой. Холодея от ужаса, Фрэнки читала, как разворачивалась трагедия. Это излагалось сухим и непривычно старомодным языком давно умершего человека, который вел свой дневник.
Двери домов, где свирепствовала чума, помечали крестами, грубо намалеванными красной краской, или словами: «Господи, смилуйся над нами», написанными на стенах. К концу июня люди умирали сотнями. Выпускался еженедельный бюллетень со списком умерших.
Бо-о-м-м!
Мягкий, как лебяжий пух. Едва слышный. Звук далекого колокола.
Фрэнки оторвала глаза от книги. И не сразу поняла, где находится. Ее так захватило чтение «Дневника», что стало казаться, будто она заглядывает через плечо Сэмюэля Пипса, склонившегося над своими записями о бедствии, поразившем беззащитный народ.
«13 июля. За неделю умерло семьсот человек.
20 июля. Тысяча восемьсот девять человек умерло за неделю.
27 июля. Тысяча семьсот человек умерло…»
Лондон в когтях чумы.
Бо-о-м-м!
Фрэнки опять оторвалась от книги. Один раз можно объяснить воображением. Но два — это уже реальность. С учащенно бьющимся сердцем она прислушалась, не раздастся ли третий тоскливый призыв прощального колокола. При этом руки ее так сильно вцепились в книгу, что костяшки пальцев и ногти побелели. Фрэнки попыталась сдержать дрожь и заставила пальцы расслабиться.
«31 августа. Шесть тысяч сто два человека умерло от чумы. Но есть опасение, что на самом деле число умерших на этой неделе приближается к десяти тысячам.
7 сентября. Шесть тысяч девятьсот семьдесят восемь умерших.
20 сентября. Семь тысяч сто шестьдесят пять умерших…»
Так много людей умерло!
Бо-о-м-м!
Фрэнки вскрикнула. Книга вывалилась у нее из рук. Звон колокола замер на долгой, пронзительной ноте, глубокой, как темная вода, и скорбной, как отчаяние. Он звучал так близко, будто звук летел с какой-то призрачной колокольни, которая отбрасывала свою мрачную тень на комнату, где сейчас сидела дрожащая Фрэнки.
— Бо-о-м-м!
Девочка не могла двинуться с места. Словно муха, попавшая в сироп. Словно кролик в свете фар. Словно мышь перед взглядом кобры. Единственное, что она могла делать, это ждать. Ждать, когда раздастся следующий наводящий ужас удар гулкого печального колокола.