— Абарбанел! Верни золото партии! — вскричал старик хриплым голосом и ударил изо всей силы по ускользающему грузовику своей тяжелой палкой. Взревела испуганная машина и рывком ушла вперед, окутав преследователя облаком удушливого газа. Странный старик яростно затряс головой, подхватил упавшую на землю веточку сирени, сунул ее в петлицу и погрозил вслед удаляющемуся грузовику кулаком. Затем повернулся и пошел прочь, припевая, стуча палкой по асфальту, перемежая торжествующую свою песнь непристойным хохотом и нечленораздельными выкриками.
Все это безобразие, случившееся в такую напряженную и ответственную минуту, произвело на провожающих крайне тяжелое и удручающее впечатление.
Даже сдержанный и знающий чувство меры полковник Кузьма Захарьевич Сухорук выпил несколько совершенно лишних рюмок, когда все вернулись в дом и продолжили церемониал поминок. К вечеру он уже с трудом выговаривал самые простые слова, а взявшись произнести речь, так и не сумел выговорить имени-отчества покойной.
Впрочем, никто его и не слушал.
Все давно уже распределились по кучкам и группкам, как это всегда бывает при больших застольях, стоял ровный гомон, каждая такая кучка вела свой отдельный громкий разговор, мало обращая внимания на всех остальных и вяло реагируя на произносимые общие тосты.
Словом, поминки вылились в самую обыкновенную пьянку, составившуюся стихийно и неожиданно, правда, с большим количеством еды и спиртного.
Довольно долго донимал людей назойливый похоронный фотограф, неведомо кем приглашенный и допивавший водку из всех подворачивающихся ему под руку рюмок. Его неугомонная вспышка в конце концов настолько всех озлила, что у него отобрали фотоаппарат, чтоб засветить пленку. Но, как и следовало ожидать, никакой пленки внутри не обнаружилось и фотографа сей же час безжалостно выдворили из квартиры. Он, правда, попытался вскоре вернуться, сунулся лезть в окно, но получил кулаком по шее и убрался со двора…
— У меня семь братов! — крикнул фотограф на прощание и погрозил кулаком в окно. — Я всех приведу, разберемся с вами тут…
Было еще несколько неприятных инцидентов, были словесные перепалки и разборки, касающиеся раздела комнаты и имущества, но это уже далеко заполночь и в отсутствии Кузьмы Захарьевича, который к тому времени уже мирно дремал, зажав в кулаке тикающий секундомер.
В третьем часу ночи в дом осторожно проник Павел Родионов, все это время бродивший в соседних дворах. Вернувшись из Красного богатыря уже в сумерках, он разглядел издалека ярко освещенные окна дома, темные мертвые стекла угловой комнаты.