Клещ вздохнул, зажег сигарету и глубоко затянулся.
— М-да… Ни хрена, короче, старуха эта нам не выдала. И проводом придушивали, и утюжком жгли, и ножницами портняжными перед носом щелкали… Кремень. «Не знаю ничего! Пенсия тридцать рублей…» — и точка. Я Тхорю мигаю, дескать, в самом деле пустая старуха. Он мне кивает, да, мол, сам понимаю… Дело-то в том, что мужа ее в сорок девятом в один час среди ночи взяли чекисты. Вполне возможно, что ничего он ей не успел шепнуть. Да и шлепнули его, видать, сразу. Тогда в этом смысле не церемонились и не тянули особо. Отвязали мы эту старуху от стула, воды дали. Она сидит, глазами лупает, мычит… Мы попрощались вежливо, извинились и к дверям… Но тут Тхорь призадумался и говорит: «А давай-ка все-таки поищем… Половицы вскроем… Все равно, мол, дом под снос…» Нашли топорик, гвоздодер, ломанули доски… И вот тут-то пришла старухина смерть. Как вытащили мы из-под пола мешок, да высыпали перед ней груду денег… Она рот разевает, пальцами горло себе дерет, хрипит: «А я всю жизнь свою… Загубил!.. Сухари… Нищая, нищая!.. Подлец!..» Одним словом, повалилась на пол, прямо на эту груду денег, и затихла. Пена изо рта… Труп, короче. Ну мы с Тхорем еще пошарили досконально в квартире и ушли ни с чем.
— А деньги? — спросил Галамага, напряженно слушавший рассказ.
— А деньги фуфло, — устало сказал Клещ. — Сталинские еще деньги.
На некоторое время в кабинете воцарилось молчание.
Галамага вытирал платком выступивший на лбу пот, Клещ закурил новую сигарету, Филимонов лениво перелистывал журнал.
— Хорошая история, — сказал он наконец, поднимая глаза. — Какое же у нее продолжение?
— Какое там продолжение, — угрюмо отозвался Клещ. — Тхоря прирезали в Тамбове через год, вот и все продолжение…
— Ну что же, — голос Филимонова звучал бодро и энергично. — Перейдем теперь ко второму пункту повестки дня. Обсуждение статьи некоего Кумбаровича в журнале «Литература и жизнь». Журнал элитный, малотиражный. Между прочим, один из самых дорогих журналов — пятьдесят баксов экземпляр.
— Да ну? — не поверил Галамага.
— Истинно так, уважаемый Семен Семеныч, — подтвердил Филимонов. — Но журнал стоит этих денег, поверьте мне на слово… Позвольте, я кое-что процитирую. Вы после ознакомитесь с этим внимательно, но вот на вскидку… Так, так… Ага! «…из компетентных источников нам стало известно, что среди членов комиссии по реквизиции пропавших бесследно сокровищ Патриаршей палаты находился и некий Р. Я. Б., единственный, кто дожил до послевоенного времени. Все же остальные были расстреляны еще до войны. Этот самый Р.Я.Б., между прочим, отвечал за продовольственное снабжение блокадного Ленинграда…» Так, так, далее… «Нам удалось раскопать в архивах некоторые любопытные факты, проливающие некоторый свет…» Два раза в одной строке «некоторые», — заметил Филимонов. — Стилистическая небрежность… Далее… «Мы разговаривали с сестрой покойного Р.Я.Б., проживающей в Москве… Ничего нового, к сожалению, выяснить не удалось, но Р.К.К…» Черт побери, любит же этот Кумбарович аббревиатуры! Но, друзья мои, здесь приводится список драгоценностей, весьма неполный список, но самое главное заключается в том, что ни один знаменитый камешек из всего этого списка ни разу не появился ни на одном из международных аукционов… Что, по справедливому предположению господина Кумбаровича, косвенно свидетельствует о том, что весь этот бесценный клад до сих пор находится на территории России и, скорее всего, в компактном состоянии, то есть в одном месте… Что это вы так побледнели, Семен Семеныч?..