— А король, дядюшка?
Кардинал сделал презрительное движение.
— Король! — сказал он. — Король прикажет Гастону вести тебя к алтарю в тот день, который я сам назначу.
— Но когда так, я уже почти королева! — вскричала герцогиня.
Ришелье медленно покачал головой.
— Нет еще, — сказал он, — твое женское сумасбродство видело препятствия там, где их нет, в Марии Медичи, в Людовике XIII, двух призраках власти, которую я уничтожу, когда захочу, а не видело именно в том, где они находятся.
— Где же вы их видите, дядюшка?
— В воле Гастона, — резко ответил кардинал. — Против этой воли я не могу сделать ничего.
— Но я могу сделать все.
— В этой-то надежде я открыл тебе тайну моих планов. Да, я знаю, что ты ловка, а ты знаешь, что ты прекрасна. С этим ты успеть можешь и должна. Но не обманывай себя. Гастон изменчивый, капризный ребенок, исполненный слабостей; он может вырваться у тебя в ту минуту, как ты менее всего этого ожидаешь. Теперь ты можешь оценить всю силу моих предписаний относительно необходимости оставаться строго добродетельной. При дворе, где ты должна показываться, чтобы иметь возможность с ним встречаться, малейший проступок погубит тебя навсегда, потому что там всякое падение сопровождается оглаской.
— Я признаю высокую мудрость вашего преосвященства, — сказала герцогиня и задумалась.
— Приложи же ее к делу. Держи влюбленных поодаль, кокетничая с ними, держи всех, а особенно того, кого ты хочешь захватить. Одна минута слабости с Гастоном может погубить все наши планы. Взрослые мужчины и старики вкладывают в любовь страсть, а молодые люди только любопытство. Заставляй его желать и не соглашайся ни на что. Цена победы заключается в этом.
— Да, дядюшка, — печально сказала герцогиня.
Ришелье приметил эту внезапную печаль, но не подозревал настоящей причины.
— Не отчаивайся, малютка, — сказал он, — ты все наверстаешь после свадьбы.
Герцогиня старалась улыбнуться, но это ей не удалось.
— Теперь, когда ты меня поняла, когда все решено, — продолжал кардинал, — оставь меня, дитя мое; мой вечер еще далеко не кончен, я должен проработать часть ночи.
Молодая женщина встала, молча подставила лоб дяде, который в этот вечер хотел быть только дядей, и ушла. Кардинал позвал ее, когда она подошла к двери.
— Если ты провела вечер в этой гостиной, — сказал он, остановив на ней проницательный взгляд, — через которую непременно нужно пройти в эту оранжерею, сообщающуюся с улицей Гарансьер, можешь ли ты мне объяснить, каким образом маленькая дверь на улицу, которую я оставил отворенной в начале вечера, очутилась запертой изнутри?