Сейчас слова давались ей нелегко, и молчание собеседницы не придавало уверенности. Вера набрала полную грудь воздуха и посмотрела прямо в чистые глаза Нади.
— Я с тех пор не могу спать. Не могу думать ни о чем другом, кроме как… о том, что случилось… — Тут Вера смущенно замолчала, а потом выпалила: — Я все еще слышу Катины крики. Надежда Антоновна, я не выдержу! Я сойду с ума от чувства вины. От мысли, что не помогла вам.
— Чувство вины — это язва для души, Вера. Не делай этого с собой.
— Я виню себя за то, что не спустилась и… И не отвлекла их.
— Дорогая моя девочка, эти люди, едва переступив порог, начали спрашивать о Кате. Они пришли сюда не случайно. — Надя отвернулась в сторону. Голос ее оборвался. Свет, проникавший в окно, четко обрисовал ее профиль.
Вдруг Вере стало страшно.
— Зачем они сделали это с вами?
— Не знаю. Может быть, мы никогда этого не узнаем, но я уверена, что это произошло не просто так. — Надя посмотрела на Веру глазами, полными невыплаканных слез. — Не держи в себе чувства вины. Отпусти его. И теперь давай поговорим о завтрашнем дне. Жизнь должна продолжаться. Мне нужно кое-что сшить.
Надя заговорила о мелочах, о том, сколько нужно ткани на занавески, о порванном фартуке Дуни, о школьной форме Марины. И пока она говорила, слезы, несдерживаемые и незамеченные, текли по ее щекам ручьем, капали на сложенные руки.
Прошло несколько недель, и беспокойный апрель сменился маем с пышным цветением сирени и фиалок. На углу напротив универмага Чурина китайские торговцы выставили ведра с цветами. Их душистый аромат пробивался сквозь клубы пыли, которые оставляли за собой такси и дрожки.
Для Марины снять тяжелые ботинки и ступить на сухой тротуар ногами в новых туфлях было первым предвестием приближающегося лета, а вместе с ним каникул и поездки на курорт, в Цицикар или Имяньпо. В этом году лето обещало быть грустным и одиноким, потому что мысли о смерти сестры не покидали ее. Она не спрашивала мать, почему умерла Катя. Ей было достаточно видеть молчаливое материнское горе. К тому же она слышала разговор, произошедший в тот ужасный день между мамой и дядей Сережей, но боялась упоминать о нем. Это случилось, когда она выползла из-под кровати и увидела плачущую мать. На Катю она посмотреть не успела, потому что Надя зажала ей глаза ладонью и вывела из спальни.
«Не выходи из комнаты! Слышишь, не смей выходить отсюда до тех пор, пока я тебя не позову».
Никогда раньше Марина не слышала, чтобы мать обращалась к ней так грубо. Она заплакала, частью от страха, частью оттого, что не понимала, за что мать злится на нее. Боясь ослушаться, она сидела в своей спальне и не видела, как дядя Сережа вернулся домой. Но материнская спальня находилась рядом, и, услышав возбужденные голоса, Марина прижала ухо к замочной скважине. Дядя Сережа говорил матери странные и непонятные для девочки вещи, но кое-что она все-таки поняла.