Все это происходило в те времена, когда еще не открылся гигантский центр оптовой торговли «Ди энд Ди», собравший почти все под одной крышей, и когда поиски необходимого могли еще быть более или менее увлекательным занятием; практически большинство оптовых фирм были сосредоточены в одном и том же районе, там, где верхние 50-е улицы пересекали Третью авеню, а также в прилегающих к этому району улочках; но иногда имело смысл сходить и на барахолку, потолкаться там или даже съездить в Гринвич-Виллидж; Вирджинии всегда везло в таких поисках, и она часто возвращалась с чем-нибудь неожиданным и остроумным, что приводило в восторг и изумление тех испорченных, капризных женщин, которые после времени и усилий, потраченных на них миссис Адамсон, становились еще более капризными и испорченными.
Вирджинии нравился тот новый для нее мир, в котором она теперь оказалась; нравились присущие этому миру крайности вроде магазинов Карла Манна, где могли переписать настоящего Моне, чтобы тональность картины соответствовала цвету ковров в доме клиента, и где в копии хорошо известных полотен XVIII века могли, по желанию нового владельца, вписать изображение его любимого пони или собачки — а иногда и того и другой сразу. Ей нравились яркие незаурядные фигуры вроде Анджело Донгья или Джо Шмо, сумевших превратить дизайнерское дело в разновидность шоу-бизнеса. Однажды один из работавших у миссис Адамсон дизайнеров пригласил Вирджинию на прием в доме Донгья на 71-й улице; Донгья не уставал всюду и всегда повторять, что молодым должны быть открыты все двери, сам лично покровительствовал нескольким молодым дизайнерам и потому отнесся к ней с присущим ему снисходительным обаянием. Это был вечер в обществе звезд — актеров, модельеров, дизайнеров, журналистов; проходил он в большом парадном зале, вдоль стен которого стояли обитые белым атласом банкетки, и в примыкавшем к нему обширном холле с зеркальными стенами.
Все, что происходило в этот вечер, было для Вирджинии новым, казалось ей великолепным, действовало на нее возбуждающе, и в то же время она чувствовала себя здесь абсолютно в своей тарелке, свободно и непринужденно; она ощущала, что сможет кое-чего добиться в этом мире, знала, что сумеет какую-то его часть сделать частью самой себя.
Дельную мысль, которой Вирджинии поначалу так не хватало, подсказала ей мать Тиффи Бэбсон, ее лучшей подруги по колледжу, потенциальная клиентка миссис Адамсон. Миссис Бэбсон как-то упомянула, что купила некоторое время назад летний дом в Коннектикуте, неподалеку от Олд-Лайма, и хотела бы, чтобы ей помогли отделать там жилые комнаты. «Все остальное просто великолепно, и я не хочу ничего менять, но спальни там настоящий кошмар. Не могли бы вы попросить миссис Адамсон: может быть, она возьмется их отделать?»