дерево, и когда она просыпается, то думает: «Теперь понятно, почему мне так тяжело. Неудивительно. Я все время думала о другом».
Она лежит на спине рядом с Биллом, глядит в потолок и думает про сон. Во сне она слышала несмолкающие крики чаек на озере и голос Билла. «С ними ничего не случится, если они останутся нормальными, — говорил Билл. — Если останутся нормальными и не забудут о дереве».
Теперь она поняла, что должна делать.
На следующий день она позвонила Роде и сказала, что сегодня не приедет. Легкая простуда, объяснила она. Потом она поехала по шоссе 27, к зоне отдыха, на этот раз — одна. На сиденье рядом с ней ее старая египетская сумочка. В это время дня и года вся зона отдыха в ее полном распоряжении. Она сняла туфли, сунула их под столик для пикника и пошла по мелководью, вдоль берега озера, как ходила с Биллом, когда он привозил ее сюда в первый раз. Она думала, что ей будет трудно найти узкую тропинку, ведущую на берег, но нашла ее легко. Поднимаясь по ней, зарываясь босыми ногами в рассыпчатый песок, она вспоминала, сколько кошмарных снов приводило ее сюда с тех пор, как начались эти приступы ярости. Вот она и пришла.
Тропинка ведет наверх, где открывается лужайка, а на лужайке — рухнувшее дерево. То самое, которое она в конце концов вспомнила. Она никогда не забывала о том, что случилось с ней в мире картины, и теперь она видит, ничуть не удивившись, что это дерево и то, которое лежало поперек тропинки, ведущей к «гранатовому дереву» Уэнди Ярроу, совершенно одинаковы.
Ей видно убежище лисицы под вывернутым с землей корневищем дерева, но оно пусто и выглядит заброшенным. Все равно она подходит к нему и опускается на колени — она сомневается, что дрожащие ноги удержат ее. Она открывает свою старую сумочку и вытряхивает из кармашков остатки своей прежней жизни на рыхлую землю. Среди смятых квитанций из прачечной и просроченных рецептов, под старым списком необходимых покупок лежит голубой сверточек со следами пурпурно-красных пятен.
Вся дрожа и не в состоянии сдержать слезы — отчасти потому, что эти обрывки ее старой израненной жизни вызывают у нее такую грусть, а отчасти из-за страха, что ее новая жизнь в опасности, — она роет ямку в земле, близ корневища рухнувшего дерева. Когда та достигает глубины дюймов в пять, Рози кладет рядом с ней сверток и разворачивает его. Зернышко все еще там, в золотом кружочке кольца ее первого мужа.
Она кладет зернышко в ямку (а семя сохранило свои чары — как только она прикасается к нему, ее пальцы мгновенно немеют), а потом, как бы защищая его, укладывает вокруг него кольцо.